— Один Гитлер еще не все, — резонно вставлял дядя Вася Вытулев, смуглый по-цыгански, строгий и начитанный. — Гитлера ведь тоже кто-то выдвинул, кто-то молится на него. Не один он решает. Партию его надо громить, фашистов, — вот кто втянул в войну Германию. Опьянили народ свой дурманом, с них и спрашивать надо.

Разговор задевал и других, это оживляло нас, и ночь, наша бессонная рабочая ночь как бы отодвигалась. Оглядывая нас, чумазых по виду и зеленых по возрасту работничков, дядя Леша Никольский спрашивал:

— А за этих вот не стоит спросить? Им бы и школе сейчас учиться да спать бы на теплой печке, а они наравне с нами вкалывают. Сколько они тоже перевидели, пережили.

2 марта.Прихожу с ночной смены, отсыпаюсь, а утром берусь за другую работу — учитываю трудодни колхозников. И начисляют мне за это, как и раньше, в месяц двадцать два трудодня. Это ведь тоже подмога. А недавно кто-то сказал на собрании — другого на мое место назначить. Да правление не согласилось. Приходят ко мне бригадир Луканин, член правления Тимофей Семенович и говорят;

— Аккуратно у тебя получается, да и человека ты заменяешь. А в колхозе, известно, людей не хватает. Так что не бросай пока это дело, а там и счетоводом назначим.

Мне, конечно, польстило, что приношу я пользу колхозу. Ладно, говорю, буду стараться. Только вот счетоводом опоздали назначать, другая теперь у меня работа.

9 марта.Вчера у нас в колхозе первый раз за все военные годы праздновали 8 Марта. В честь праздника дали на трудодни понемножку мяса и пшеничной муки. Нам, например, досталось два кило мяса и три кило муки. Не так, конечно, праздновали, как до войны. И песни пели другие: про Катюшу, про синий платочек — военные, словом. И поплакали многие.

20 марта.Вот и прошло мое ученичество. Сегодня меня экзаменовали, присвоили третий разряд. С первою апреля буду слесарь-автоматчик. Полноправный рабочий человек!

29 апреля.Пришла весна, показалась зеленая травка. В колхозах вовсю пашут, сеют, закладывают новый урожай. А убирать его придется, может, после войны.

Идем вчера со станции, а возле Ключиков ребята пашут: Мишка Филимонов, Санька и Ваня Антипов, Колька Чумаков да Колька Бузов. Давно ли считали их мелюзгой, а теперь вот нас заменили.

— А-а, железнодорожники, ушли из колхоза-то! — смеются над нами.

И обидно вроде слышать такое, и не виноваты мы, что война по-своему повернула. Подошли к ребятам, дали по одному гону — даже сердце от радости забилось. Хорошо сейчас в поле: жаворонки поют, разливаются, солнце землю прогревает, и по теплой борозде можно ходить босиком. Вспомнилось, как мы тоже пахали, — так и остался бы в поле с ребятами. Жаль только, усталость после смены ночной вроде тумана в голове. А завтра чем свет опять на «железку»…

Наступает праздник 1 Мая, и праздновать его нынче будут веселее. В газетах пишут и люди толкуют, что скоро конец войне. Сейчас наши войска сражаются в самом фашистском логове, и теперь Гитлеру подходит, говоря по-немецки, капут. Все того ждут и все стараются приблизить этот час. Любопытно, что с ним будут делать, если не удерет он куда-нибудь тайком, как удрал от нас когда-то Керенский. Запереть бы его в железную клетку да и возить всем напоказ, как людоеда. Не придумать казни этому циклопу за зверскую его натуру, за кровь и муки неповинных людей.

9 мая.Конец войне!

Великий праздник!

Победа, победа, победа!

Сегодня объявлен День Победы. Фашистская Германия капитулировала! Враг разбит, победа завоевана. Наконец-то пришел на нашу улицу праздник!

О, как намучились, как настрадались люди! Когда услышали по радио (я работал как раз в дневную смену), так все от радости запрыгали — ну обниматься, целоваться да плакать. Кровопролитная битва на фронтах, черные дни оккупации, трудное время в тылу — все позади. Будем теперь залечивать раны. Много-премного у нас этих военных ран, много невозвратных потерь!

6 июня.Дни летят быстро. Приходим и уходим со станции засветло — не то что зимой.

В мае я заработал на железной дороге 306 рублей и в колхозе 23 трудодня. За двоих приходится. Немножко приморяюсь, действует на глаза, потому что записываю трудодни больше по вечерам, при свете коптюшки. В колхозе, как и в войну, трудятся все от старого до малого, и каждого надо записать в отдельную книжку, хотя иному «колхозничку» всего-то двенадцать лет от роду.