Шрифт:
Вдруг веселье смешалось, и люди повернулись в сторону громкоговорителя — он висел на высоком столбе козле магазина. Зашикали друг на друга, одернули гармониста, и все притихли, слушая необычные, тревожные слова.
«…Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…»
Я обернулся: все замерли, стояли с раскрытыми ртами, устремив глаза в сторону черного рупора.
«…Эта война навязана нам… кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы»…
— Матушки, святые заступники, неужто правда — война? — вздохнула рядом со мной, перекрестилась пожилая женщина.
— А что ж, по-твоему, врать будут? — перебил ее мужчина с темными обводьями вокруг глаз, с не совсем отмытыми толстопалыми руками — шахтер, наверно.
И солнце будто померкло, и люди с лица потемнели, засуетились, один за другим удаляясь с площади. Я тоже помчался домой и как только ступил через порог, так и выпалил одним дыхом:
— Война, войну объявили!
— Что ты, малый, как с цепи сорвался, — оборвала меня мать, оставляя работу: в одной руке у нее был крючок, в другой катушка белых, ниток — что-то вязала.
— По радио объявили, все слышали!
— Приснилось тебе, малый. Война ему какая-то… — Но вдруг опомнилась, переспросила: — Где ты слышал — война? Какая война?
— Да правда же, говорю! Сам слышал, по радио объявили. Германия на нас напала!
Радио у нас не было, и мать заспешила к соседям. Я кинулся следом за матерью.
В комнате соседей собралось уже много людей, все стояли строгие, притихшие, будто покойник в доме. Глядели в круглый рупор на стене и ждали, когда опять заговорит.
«…Граждане и гражданки Советского Союза!..
Сегодня в четыре часа утра… германские войска напали на нашу страну…»
— Ну, что говорил — война? — шепнул я матери.
Кивком головы она дала мне знак молчать, слушала и все бледнела, зачем-то подбирая живот. Даже не верилось, что началась война. Всего неделю назад газеты напечатали сообщение ТАСС, будто слухи, что Германия готовится напасть на Советский Союз, «лишены всякой почвы». И вот, пожалуйста…
— Ну, бабоньки, подвязывайте платки к глазам, — невесело сказала хозяйка квартиры.
— По-ойдут теперь мужички наши! — подхватили ее слова.
— Загремя-ат сердешные…
— Ничего, мы ему покажем, как воевать, набьем сопатку.
— Набей-ка попробуй. Силища-то у него какая…
Пасмурные и озабоченные, расходились люди по своим квартирам.
Отчим, когда я с матерью переступил через порог, вернулся, только что из бани, от него попахивало не то спиртным, не то пивом, но был он невеселый.
— Опять началась заворожка, — проговорил он, смахивая пот со лба и с носа, который был у него с бугорком и чуть ниже переносицы и оттого казался переломленным. — Не успели финскую кончить — вот тебе, здорово живете… германец попер…
Я знал, что на финской кампании побывал дядя Ваня, отчимов брат. Досталось ему померзнуть в лесах и болотах, едва и жив остался. А теперь, выходит, снова-здорово?
Подавая на стол буханку заварного, мать спохватилась:
— Может, за хлебом сходить? Что тут у нас, на день всего. Небось и хлеба теперь не будет с этой войной… Ну-ка, милый, — сказала она мне, — сбегай-ка в магазин, возьми буханки две или три…
Мать угадала: когда я примчался в хлебный магазин, на полках его было уже пусто. А возле продуктового выстроилась длинная очередь.
23 июня.Полдня простоял за хлебом, чуть ребра не поломали. Первый раз вижу столько людей в магазине. Если и дальше так будет, тогда хоть без хлеба сиди или стой в очереди по целым дням.
Из магазина забежал на почту, купил за 15 копеек газету «Правда», Как раз последний номер достался — нарасхват нынче газеты. Все не верилось, может, радио шутку пустило. Развернул газету, там на первой странице черным по белому:
«Фашистская Германия совершила разбойничье нападение на Советский Союз…
Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».
А под этими словами — портрет Сталина в военной гимнастерке. И заявление правительства, как вчера по радио передавали. А еще указы разные. Тут и мобилизация сразу с 1905 по 1918 год, и про военное положение, про военные трибуналы. Значит, правда — война.
Прибежав домой, я перечитал все шесть страниц газеты. Читал на улице у своего барака, в окружении стариков и домоседок-хозяек, читал и дома вечером. Про то, как германские армии атаковали наши границы от Балтийского до Черного моря, и как на митингах по всей нашей стране проклинают Гитлера, готовят ему отпор, и как посмотрели на германскую агрессию Черчилль и Рузвельт.