Шрифт:
Видимо, под удар попали мастерские легких дивизионов артполка и еще какие-то обозы и технические подразделения артиллеристов. Самих орудий и бронетехники было не так много, но машин… разбитые и брошенные грузовики и прицепы выплывали из дымовой завесы: распахнутые и смятые двери кабин, «гармошки» капотов, расщепленные борта, десятки бочек, сотни ящиков, драный брезент и клочья тентов. Потрескивала трава, плясали голубоватые язычки пламени на бензиновых лужах, в потоках горячего воздуха кружили листы бумаги и хлопья пепла…
Переводчик Земляков подумал, что жизнь и смерть как людей так и машин, неизменно присыпаны уймой бумаг: формуляры и акты, донесения и солдатские книжки, письма и фото: киндер и фрау из Гамбурга и Бремена, их фатер и ein treusorgender manns [53] — победно улыбающиеся и еще живые, с пунктуально подписанными датами на обороте. Сплошная бюрократия эта сраная война.
Убитых немцы успели оттащить подальше от огня: трупы лежали неровными шеренгами у свеженаезженной колеи — сильно обожженные и обезображенные прикрыты плащ-накидками. Неровный ряд пятнистых холмиков — укороченные, с оборванными конечностями — здесь в одном сапоге, там с черными головешками ступней. А на этом обер-ефрейторе и очки уцелели — поблескивают, рассеянно уставившись в клубы дыма. Коллега, мля…
53
Заботливых мужей (нем.).
Ползли самоходки за головным танком, катил мимо разбитых братьев тяжело груженный полугусеничник, пыхтел «Комсомолец». Возились среди груд автолома измученные немцы: вот ковырял лопатой землю, наполняя ведра, голый по пояс фриц, подхватил, понес к огню, мельком глянув на проползающую колонну…
— Внимательнее, тормозим, — приглушенно сказал командир «двадцать третьей».
— Вижу, — откликнулся из глубин своей норы мехвод.
Путь «Шерману» преграждали два санитарных автобуса, неловко растопырившихся между воронок. В один уже грузили раненых, у второго распоряжался офицер в распахнутой куртке, видимо, stabsartz. [54] Раненые лежали на носилках и плащ-накидках, штаб-коновал указывал картонной папочкой на избранных, раздраженно оглядываясь: у опрокинутого «Ханомага» ждали тяжелые, уже ненужные рейху бойцы — двое хрипло и надсадно кричали, словно специально задавшись не делать пауз. Вой боли, безумный, нечеловеческий, выворачивал душу.
54
Младшие офицерские звания немецких военных медиков.
— Сейчас они глаза продерут и… — сказал, морщась, командир орудия.
— С ходу надо было. Плющить, и все, — жестко сказал Захар. — Они нас жалели?
«Шерман» не остановился — аккуратно уперся гусеницей в задний бампер «санитарки», начал сдвигать автобус, освобождая дорогу.
— Narrisch werden?! [55] — закричал медик. Немцы-санитары попятились от угрожающе надвигающегося, раскачивающегося автобуса.
Обер-медик вгляделся в машины подошедшей колонны и, отшвырнув папку, бросился в дым. Исчезли санитары, заковыляли за разбитые машины ходячие раненые, кто-то из лежачих пополз прочь… Невнятно и многоголосо закричали…
55
Спятили?! (нем.)
Сдвинутый автобус раскачивался над ранеными — до лежащих оставался шаг, не больше. «Шерман», рявкнув двигателями, двинулся дальше — к броду. «Двадцать третья» на малых заурчала следом…
Темнота уже сгустилась, мешал дым, и, откуда начали стрелять немцы, Женька так и не понял. Автоматная очередь вспорола тент полугусеничника, взвизгнула пуля, ударившая по броне «двадцать третьей», заряжающий, вскинув пулемет ДТ на борт рубки, полоснул в ответ. «Шерман» развернулся, прикрывая спешно метнувшихся к близкому броду мотоциклистов, долбанул осколочным… «Двадцать третья» вкатилась в воду — было неглубоко.
— Черт, встали трехколесные, — крикнул командир орудия.
Женька видел застрявший мотоцикл — разведчики спрыгнули в воду, выталкивали — «М-72» [56] газовал и стрелял выхлопом, но выбраться не мог. Земляков дернулся выпрыгнуть, помочь…
— Сиди! — крикнул лейтенант-самоходчик. — Сейчас дернем…
Лейтенант сиганул за борт, не удержался на ногах, окунулся. С тросом в руках захлюпал к заглохшему мотоциклу. В этот момент захлопали выстрелы с бугорка на противоположном берегу…
56
«М-72» — тяжелый советский мотоцикл.
— Серега! — отчаянно заорал лейтенант, накидывая трос.
— Вижу, — наводчик крутил маховики…
Женька успел пальнуть из карабина по вспышкам, разведчики с первого, успевшего выскочить на берег мотоцикла врезали из пулемета. Тут ахнуло орудие «двадцать третьей», ему поддакнула самоходка комбата — бугорок исчез в оранжевых вспышках двух разрывов. Звякнул клин затвора — под ноги Землякову вылетела дымящаяся гильза…
— Ход! — Мокрый командир машины вспрыгнул на броню. «Двадцать третья» поперла вперед, поволокла на привязи мотоцикл — тот тащился юзом, разведчики с руганью наваливались, не давая опрокинуться.
Берег… Со стороны бугорка больше не стреляли, где-то в стороне испуганно ржала лошадь. Толкали вверх мотоцикл разведчики, устрекотал в темноту головной старшинский «трехколес». Миновала брод комбатская «двадцать первая», темным гиппопотамом въехал в реку тягач. Сзади, прикрывая переправу, бил по немцам из орудия и пулемета «Шерман» — взвизгнули, рикошетя от башни, малокалиберные снаряды — какой-то «эрликон» у немцев все же уцелел…
Краткую остановку сделали на полянке среди горелого леса. Серьезных потерь не было: легко ранило одного из саперов, да промокший мотоцикл разведчиков категорически отказывался заводиться. Пострадали и прицепы «Комсомольца» — одну из бочек пробило, пожара чудом не случилось, но автопоезд оглушительно вонял бензином.