Работы де Сада нельзя подогнать под понятия добра и зла, добродетели или порока, положительного или отрицательного. Это слова «абсолюты», несущие в себе понятия о ценностях, которые мешают читателю объективно воспринимать жизненный успех. Гитлер, Хьюз, Наполеон, Пикассо и де Сад были чудовищами, погубившими множество людей, но их умение обретать власть и влияние явились огромными достижениями. Эта книга направлена на то, чтобы изолировать эволюцию власти и влияния от собственно творческого гения, неважно, хорош он или плох. Вышеперечисленные пятеро были бунтарями, грубо нарушавшими традиционные нормы поведения в своем стремлении к власти. По де Саду, любое поведение можно считать приемлемым, пока в поступках человека присутствует прямота. Он считал, что «истина — это сила», и в этом отношении был прав.

Многие тираны в истории, включая Гитлера и Наполеона, при всех своих садистских и враждебных поступках являлись фарисеями. Они лгали избирателям о своих истинных намерениях и подводили рационализаторскую базу под убийства и насилие, совершавшиеся ради их интересов. Независимо от того, что можно думать о де Саде, он честно заявлял о своих поступках: «Я — распутник и признаю это». А большинство злодеев, таких как Гитлер, Сталин, Наполеон или Пикассо, на людях фарисействовали, а в приватной обстановке становились садистами. И Наполеон, и де Сад были атеистами. Наполеон ради власти над преданным католицизму народом от атеизма отказался; де Сад швырял свой атеизм в лицо противникам. Наполеон погубил миллионы людей якобы в их лучших интересах; де Сад такого никогда не смог сделать. Для захвата власти над Германией Гитлер провел свой план создания Расы Господ, используя этническую чистку, чтобы достигнуть желаемого результата. Его Последнее Решение служило оправданием для уничтожения евреев, которых он ненавидел по совершенно другим причинам. У де Сада подобные действия вызвали бы отвращение. Он яростно выступал против смертной казни и во время Террора, будучи судьей, спас множество невинных жизней.

Наполеон засадил шестидесятиоднолетнего де Сада в тюрьму до конца дней главным образом из-за его атеизма и за ту дерзость, с которой маркиз позволил себе грязные высказывания в адрес Жозефины.

Де Сад насквозь видел все лицемерие религиозных догм, использовавшихся в ту эпоху в оправдание таких проявлений тирании, как инквизиция. Он признавался в своей тяге к содомии, но считал, что это его право как «свободного» человека. Он говорил: «Мой образ мыслей есть плод моих размышлений... Я не являюсь его господином и не в силах переменить его, и даже если бы это было не так, я все равно не стал бы делать ничего подобного». Де Сад никогда не отклонялся от истины, даже если это приводило к аресту, разорению и потере репутации. Де Сад никогда не вводил в заблуждение ни себя, ни других, являя лишь истину.

Творческое наследие

Некоторые достойные упоминания писатели открывали для себя де Сада. Симон де Бювуар писал: «Сад сел в тюрьму просто человеком, а вышел из нее писателем». Шарль Бодлер поставил де Саду в заслугу ту объективность, с которой он оценил смысл жизни и ее теневую сторону: «Чтобы понаблюдать человечество в его естественном состоянии и осознать природу Зла, необходимо постоянно обращаться к де Саду». Садизм как феномен современной жизни наиболее четко очерчен в книге Марселя Пруста «В сторону Свана» (1913). Пруст считал, что де Сад привнес в мир «осознание доброде-

тели». Густав Флобер назвал де Сада «одним ультракатолическим писателем». Французский писатель Морис Левер считал, что «Джастина» де Сада «остается одним из самых поразительных творений французской литературы», эта книга стала также абсолютным символом зла и своим появлением породила миф о Саде». В своем гневе на все абсолютное де Сад изуродовал язык и изничтожил риторику, свойственную рядовым представителям «альковного жанра». (Левер. 1993, стр. 385). Писатель-сюрреалист Пол Добсон назвал де Сада «Униг кумом №1» — «человеком, поднявшимся над природой и дерзко присвоившим себе ее созидательные и разрушительные возможности».

Ранние детские преживания и их влияние

Маркиз де Сад был сыном Жана-Батиста маркиза де Сада, военного, а впоследствии дипломата. Этот дворянин соблазнил фрейлину Марию Эленор, прислуживавшую принцессе Каролине во дворце Конде в Париже. Трагическая смерть их первого ребенка (девочка умерла в младенчестве в 1737 году) предшествовала появлению на свет Дона-тьена-Альфонса-Франсуа Сада 2 июня 1740 года. Смерть девочки оказала решающее влияние на детство Донать-ена. Родители решили, что он останется единственным ребенком, и мальчик попал в окружение обожающих женщин, потакавших его капризам. Первые годы жизни прошли под опекой матери, тетушек, других придворных дам. Они обожали маленького маркиза и до четырех лет он был их «божком». Дети, вырастая, часто реализовывают свой внутренний образ, и де Сад не стал исключением. Его детские годы вылепили из него гения и наглого эгоиста. Много времени спустя де Сад писал: «Коль скоро я смог вообще верить во что-либо, я заключил, что Природа вкупе с Фортуной объединились, дабы пролить на меня дождь своих милостей. И чем глупее убеждали меня в этом окружающие, тем более утверждался я в этой вере» («Алина и Валькор», 1795).

Потакание капризам, частые переезды и бунтарство

Рано познав обожание женщин, де Сад выказывал вопиющее неуважение к ним, став взрослым. Это не имеет ничего общего с примером Пикассо, который в детстве также обожествлялся окружающими его женщинами, воспитавшими человека, ломающего жизнь своих жен и любовниц. Мать де Сада, его тетушки и бабушки, потворствовавшие его капризам, воспитали не по годам развитого ребенка, самолюбивого, но наглого. Четыре тетки, запертые в монастырях близ Парижа, перенесли всю свою нерастраченную любовь на Донатьена. Отец повлиял на него в другую сторону. Маркиз де Сад стал для сына примером для подражания — хотя и в отрицательном смысле — и оказал первостепенное влияние на развитие его интеллекта и литературного дара. Биограф де Сада Морис Левер (1993) описывал отца своего героя как распутника, а сексуальную активность маркиза как «не имеющую границ», притом что количество его «любовниц было неисчислимо».

Мужской союз

Юный де Сад идентифицировал себя с отцом и не испытывал нежных чувств к матери: «Я любил отца до самозабвения, но чувствовал, что ненавижу собственную мать» («Философия в будуаре», 1795). Мать сначала души в нем не чаяла, но когда сын стал неисправимым, охладела к мальчику. Отец, напротив, питал к сыну нежную и ровную привязанность. Морис Левер предположил, что у де Сада было нечто вроде извращенного или отрицательного Эдипова комплекса: Донатьен не испытывал желания убить отца, но вступил с ним в союз. Юный де Сад «заключил с ним (отцом) союз и направил свою могучую силу враждебности на мать» (стр. 14). Согласно Леверу, из-за этого у него «развилась всепоглощающая ненависть к ценностям матриархата», которую он сохранял всю жизнь. Если принять вышесказанное за истину, эти чувства еще усилились за годы жизни с распутным дядей аббатом де Садом.