Я вспомнил о том, как мы стояли на пляже в Гренаде, как он отказался заниматься любовью – простой акт. Сейчас он переживает так же, как в тот момент. И внезапно для меня не осталось тайны в том, как он до этого дошел. Нашим совместным приключением с Похитителем Тел я сам подтолкнул его к решению.

– Идем, – сказал я. – Теперь действительно пора идти, подальше отсюда, туда, где мы сможем побыть вдвоем. – Меня трясло. Сколько раз я мечтал об этой минуте.

А она наступила так скоро, и мне еще нужно задать столько вопросов.

Вдруг меня охватила ужасная застенчивость. Я не мог смотреть на него. Я думал об интимности, которую нам предстоит пережить, и не мог смотреть ему в глаза. Господи, я веду себя так, как он вел себя в Новом Орлеане, когда я находился в том рослом смертном теле и приставал к нему со своим безудержным желанием.

Мое сердце колотилось от предвкушения. Дэвид, Дэвид в моих объятиях. Перетекающая в меня кровь Дэвида. А моя – в него; и мы окажемся на краю моря, темные бессмертные братья. Я едва мог говорить и даже думать.

Не глядя на него, я поднялся, пересек веранду и спустился по ступенькам. Я знал, что он идет за мной. Я чувствовал себя Орфеем. Один взгляд назад – и его оторвут от меня. Может быть, яркие фары проносящейся мимо машины выхватят из темноты мои волосы и глаза таким образом, что его парализует от страха.

Я шел впереди, по тротуару, мимо медлительно шествующих смертных в пляжных нарядах, мимо вынесенных на улицу столиков кафе. Я вошел прямо в «Сентрал-Парк», пересек фойе, сверкавшее ярким великолепием, и поднялся по лестнице в свой номер.

Я услышал, как он закрыл дверь за моей спиной.

Я стоял у окна и смотрел на светящееся вечернее небо. Сердце, успокойся! Не подгоняй. Мне слишком важно, чтобы каждый шаг был проделан как можно тщательнее.

Смотри, как быстро ветер отгоняет от рая облака. Звезды, блестящие точки, пробиваются сквозь бледный прилив сумерек.

Мне нужно столько сказать ему, столько объяснить. Он навсегда останется таким же, как в этот момент; нет ли какой-то мелочи во внешности, которую ему хочется изменить? Получше побриться, подстричь волосы?

– Это не имеет значения, – сказал он тихим, интеллигентным английским голосом. – Что с тобой? – Как будто это в меня нужно вселять уверенность. – Разве ты не этого хотел?

– О да, да. Но тебе нужно убедиться, что этого хочешь ты, – сказал я и только тогда повернулся.

Он стоял в тени, подтянутый, в аккуратном льняном костюме, у шеи должным образом завязан бледный шелковый галстук. Ему в глаза бил яркий уличный свет, на мгновение сверкнувший на крошечной золотой булавке в галстуке.

– Не могу объяснить, – прошептал я. – Все произошло так быстро, так неожиданно, а я был уверен, что все выйдет по-другому. Я боюсь за тебя. Боюсь, что ты совершаешь чудовищную ошибку.

– Я этого хочу, – сказал он, но каким напряженным тоном, каким мрачным, без прежней яркой лирической нотки. – Хочу больше, чем ты можешь себе представить. Давай, прошу тебя. Не продлевай мою агонию. Подойди ко мне. Как мне тебя просить? Как тебя убедить? У меня было больше времени, чем ты думаешь, чтобы поразмыслить над этим решением. Вспомни, как давно я знаю ваши тайны, все ваши тайны.

Как странно он изменился в лице, глаза стали жесткими, а рот – напряженным и горьким.

– Дэвид, что-то здесь не так, – сказал я. – Я чувствую. Послушай меня. Мы должны все обсудить вместе. Возможно, более важного разговора у нас еще не было и никогда не будет. Что случилось, почему ты решился? Что послужило причиной? Наше пребывание на острове? Объясни мне подробно. Я не понимаю.

– Ты зря теряешь время, Лестат.

– Да, но здесь нельзя торопиться, сейчас время имеет значение в самый последний раз.

Я приблизился к нему, намеренно вдыхая ноздрями его аромат, намеренно впуская в себя запах его крови, пробуждая в себе желание, которому было все равно, кто он такой, кто я такой – острый голод, стремящийся только к его смерти. Жажда изогнулась и хлестнула меня изнутри, как огромный хлыст.

Он отступил на шаг. Я увидел в его глазах страх.

– Нет, не пугайся. Думаешь, я причиню тебе зло? Если бы не ты, как бы я победил этого дурака, Похитителя Тел?

Его лицо застыло, глаза сузились, рот растянулся, как в гримасе. Как он жутко выглядит, совсем на себя не похож. Бога ради, что происходит у него в голове? Все неправильно – эти минуты, это решение. Ни радости, ни интимности. Все не так.