– Ох, Дэвид, я не хотел, – прошептал я. – О Господи Боже, он умирает!

Кажется, он еще раз повторил слово «мама».

Но я уже слышал вой сирен, приближающихся к Оушн-драйв. В дверь стучали. Когда она распахнулась, я скользнул в сторону, а потом, невидимый, метнулся прочь из комнаты. По лестнице бежали другие смертные. Меня они замечали не больше, чем быструю тень. Я один раз остановился в вестибюле и, как в тумане, проследил за суетящимися клерками. Жуткие вопли сирен становились громче. Я повернулся, чуть не споткнулся в дверях и вышел на улицу.

– О Господи Боже, Дэвид, что я наделал?

Я вздрогнул от звука автомобильного гудка, но второй свисток выбил меня из ступора. Я стоял в самом центре проезжей части. Я попятился и отошел на песок.

Внезапно прямо перед отелем со скрежетом остановилась большая неуклюжая белая машина «скорой помощи». С переднего сиденья выскочил высокий молодой человек и помчался в вестибюль, его напарник распахнул заднюю дверь. В здании кто-то кричал. Я увидел, как в окне моей комнаты появилась чья-то фигура.

Я отошел еще дальше; у меня, как у смертного, дрожали ноги, руки по-дурацки вцепились в голову; сквозь затемненные солнечные очки я следил за этой жуткой сценой, смотрел, как неизбежно собирается толпа, как люди сворачивают с маршрута прогулки, как они поднимаются из-за столиков близлежащих ресторанов и подходят к входу в отель.

Теперь уже разглядеть что-то нормальным путем было невозможно, но я выхватил образы из мыслей смертных, и передо мной материализовалась вся сцена – по вестибюлю тащат тяжелые носилки, на них привязано беспомощное тело Дэвида, санитары оттесняют людей в сторону.

Дверцы «скорой помощи» захлопнулись. Опять раздался пугающий рев сирен, и машина помчалась Бог знает куда, унося с собой тело Дэвида.

Нужно было что-то делать! Но что я мог? Попасть в больницу, произвести над телом соответствующие манипуляции! Как еще его спасти? А потом ты получишь в нем Джеймса? И где Дэвид? Господи, пожалуйста, помоги мне. Но с какой стати ты станешь мне помогать?

В конце концов я перешел к действию. Я помчался по улице, легко обгоняя смертных, которые едва меня замечали, нашел телефонную будку со стеклянными стенами, проскользнул в нее и захлопнул дверь.

– Мне нужен Лондон, – сообщил я телефонистке, выливая на нее поток информации: «Таламаска, оплачивается абонентом». Ну почему так долго? От нетерпения я застучал правым кулаком по стеклу, прижимая к уху трубку. Наконец на звонок ответил один из любезных, терпеливых голосов, свойственных Таламаске.

– Выслушайте меня, – сказал я, для начала выпалив свое полное имя. – Вам покажется, что это бессмыслица, но это ужасно важно. Тело Дэвида Тальбота только что повезли в больницу города Майами. Я даже не знаю, в какую больницу. Но оно тяжело ранено. Тело может умереть. Но вы должны понять: Дэвида в этом теле нет. Вы слушаете? Дэвид находится где-то…

Я замолчал.

Передо мной по ту сторону стекла возник темный силуэт. И когда мои глаза остановились на нем, решительно готовые не обращать внимания – ибо что мне за дело, если какой-то смертный будет меня торопить, – я осознал, что там стоит мое прежнее смертное тело, мое высокое молодое темноволосое тело, в котором я провел достаточно времени, чтобы изучить все его особенности, все слабые и сильные стороны. Я смотрел на то лицо, которое всего два дня назад видел в зеркале! Только теперь оно располагалось на два дюйма выше. Я смотрел снизу вверх, прямо в знакомые карие глаза.

На теле был тот же полосатый костюм, в какой я его одевал. И та же белая водолазка, что я натянул ему через голову. А одна из знакомых рук была поднята в спокойном жесте, спокойном, как и выражение лица, в котором я безошибочно распознал команду повесить трубку.

Я положил трубку на место.

Двигаясь тихо и плавно, тело обошло будку и открыло дверь. Правая рука сжала мне локоть и при полном моем согласии вытянула меня на тротуар, где дул нежный ветерок.

– Дэвид, – сказал я. – Ты знаешь, что я наделал?

– Думаю, да, – ответил он, слегка подняв брови; из молодого рта уверенно звучал знакомый английский голос. – Я видел у отеля «скорую».

– Дэвид, это была ошибка, ужасная, ужасная ошибка!

– Ладно, давай уйдем отсюда, – сказал он. Вот он, голос, который я помнил, по-настоящему утешающий, властный и мягкий.

– Но Дэвид, ты не понимаешь, твое тело…

– Идем, ты мне все расскажешь, – сказал он.

– Оно умирает, Дэвид.

– Что ж, значит, мы здесь ничем помочь не можем, правда?