Петроград дышал предгрозьем. Черные клубящиеся тучи наплывали с залива. Листья, прилипшие к плитам тротуаров, влажно багрянились под ногами. Патруль юнкеров с кроваво алеющими погонами окликнул:

— Стой! Куда идете?

— Куда приказано!

Лукичев огрызнулся, глядя прямо перед собой. Ни он, ни Белышев не сбавили шагу, качнули винтовками с примкнутыми штыками: мол, не трогаем не задирайтесь!

Юнкера не решились остановить матросов.

Александр Белышев и Николай Лукичев шли в Смольный. Час назад пришел вызов: членов судового комитета — к товарищу Свердлову. Зная, что в городе неспокойно, перекинули через плечо винтовки.

Улица — лучший барометр надвигающихся событий. Дома притаились. Многие ворота — на запорах. Окна первого этажа уныло ослеплены ставнями. На перекрестке — рекламная тумба, пестреющая многоцветьем. Афиши наползают одна на другую. В Мариинском театре 72-й раз — «Севильский цирюльник», рядом — «Смерть Гришки Распутина», сенсационная драма в четырех частях. Первые подзаголовки — «Грехопадение» и «За кулисами благочестия» — можно прочесть, остальные заклеены плакатом: «Война до победного конца!» На белом поле плаката — огромный кукиш. Густо зачерненный, с белым ногтем на большом пальце.

Опять патруль юнкеров. На сей раз юнкерам не до матросов — остановили автомобиль, обыскивают, шарят под сиденьями.

Улицы полупустынны. Редкие прохожие, торопящиеся, деловые. На мокрых камнях негулкий отзвук шагов.

— Проскочили! — говорит Белышев.

Впереди — белые стены и знакомые колонны Смольного. Они вырастают из второго этажа и тянутся к крыше.

На углу — жаркий костер, солдаты с красными повязками — свои. Один прикуривает от головешки, другой сладко затягивается, третий читает надписи на бескозырках, смотрит, как Белышев и Лукичев разбрызгивают башмаками лужу, и незлобиво острит:

— Э-гей, братец, гляди не утопии!

У входа в Смольный — красногвардейцы с примкнутыми штыками. Проверка пропусков. Во дворе урчат броневики с заведенными моторами.

Входящие протягивают часовым какие-то бумажки с синими печатями. Бородач в серой шинели, ощупав колючим взглядом Белышева и Лукичева, кивает головой:

— Валяй, «Аврора»!

На площадке — хищный ствол скорострельной пушки. Слева и справа — по «максиму». А внутри помещения — духота многолюдья, круговорот, суета, мелькание солдатских шинелей, матросских бушлатов, кажущаяся неразбериха.

Первая мысль — разыскать своих: несколько суток в Смольном дежурили посыльные от «Авроры» — Сергей Бабин, Иван Чемерисов, Василий Масловский. Да разве их разыщешь? На дверях — старые таблички, оставшиеся от Института благородных девиц, — «Учительская комната», «Классная комната».

Остановили рабочего с пачкой листовок. Он не дослушал до конца, кивнул на матроса в бушлате: «Вон Мальков, он скажет» — и исчез в круговороте людей.

Мальков облеплен солдатами и красногвардейцами. Все требуют, просят, жалуются, говорят одновременно. Тут же зычный голос приглашает: «А ну, получай патроны!»

Патроны раздают красногвардейцам прямо из ящика, только что расколоченного.

Наконец Белышев добирается до Малькова.

— Товарищ Свердлов? Третий этаж!

Матрос в бушлате сказал, как отрубил, и опять утонул в толпе нетерпеливых, тормошащих, требующих.

Яков Михайлович Свердлов принял авроровцев в маленьком кабинете, где, кроме стола и нескольких стульев, ничего не было. Белышев и Лукичев, поставив винтовки в угол, сели у стола. Свердлов сказал:

— Настал час взять государственную власть. Готова ли команда к активным действиям?

Яков Михайлович посмотрел на Лукичева, потом клинышек острой бородки повернул к Белышеву. Белышев встал:

— Готова, товарищ Свердлов.

— Сидите, сидите, — Свердлов кивнул на стул и тихо добавил: — Давайте кое-что уточним.

Вопросы были конкретны: состав команды, сколько матросов и сколько офицеров, если придется действовать, офицеры не помешают?

— В команде уверены, — заверил Белышев. — Вот резолюция, принятая на последнем митинге.

Пробежав глазами по строчкам: «Рабочий класс всегда может рассчитывать на поддержку революционного флота в борьбе с врагами внутри и извне…», Свердлов заинтересовался составом партийной ячейки: сколько матросов, сколько унтер-офицеров, сколько бывших рабочих, крестьян, давно ли вступили в партию?