…Командир отряда и Газиев остались на вечер в городе, а я вернулся на корабль.

Команда отдыхала. На палубе старшина торпедистов, парторг нашей лодки мичман Митрофанов, немало поплававший по свету моряк, рассказывал что-то матросам. Я прислушался. Наверное, разговор начался опять с трагической гибели Феди Бакланова, и сейчас Митрофанов рассказывал, как когда-то в шторм его смыло с подлодки в Баренцевом море. Спас краснофлотца тогда кинувшийся тут же в воду молодой командир, стоявший дублером свою первую вахту.

— …Очухался я, — рассказывал мичман. — Хочу поблагодарить своего спасителя, оглянулся, а его нет на палубе! Что такое? Смотрим, а он опять в ледяной воде барахтается, и в руках у него какое-то полотнище… «Флаг! — кричит рулевой. — Сорвало флаг!» И верно, волной с флагштока сорвало наш корабельный флаг. Еще бы минута, и утонуло знамя. А командир, что меня спас, уже окоченевшими руками хватается за шпигат… Тогда у нас много разговору было об этом случае. Кое-кто сомневаться стал, стоило ли командиру второй раз в воду бросаться — все-таки не человек за бортом… А ты как думаешь, Чугунов? — оборвав рассказ, повернулся Митрофанов к молодому матросу, земляку Бакланова. — Стоило?

— Конечно! — встрепенулся матрос. — Как же… Ведь флаг! Это…

— А сам бы кинулся? — спросил кто-то.

— Факт!

— Если б вода была потеплей да море помельче, — невинно вставил Гена Блинов.

Кругом засмеялись. А Чугунов, не на шутку взволнованный, стал доказывать, что он непременно бы кинулся в воду.

— Вот и тот командир говорил, что не мог допустить, чтобы в первую его вахту корабль без флага остался, — заметил Митрофанов.

— Товарищ мичман! — окликнул Митрофанова стоявший вахту штурман. Он внимательно прислушивался к рассказу. — А кто же был этот командир? Где он сейчас?

— Фамилию я его запамятовал, товарищ лейтенант, — не сразу ответил мичман. — А где сейчас… Плавает, верно… Служит.

Я знал эту историю. Слышал раньше. Героем ее был Шухов, начинавший службу на одной лодке с Митрофановым. Сейчас он сидел в стороне, пристально разглядывал раскинувшийся в бухте город и, казалось, даже не слышал рассказа мичмана…

…Газиев только что вернулся на корабль. Попросил меня зайти к нему в каюту. Капитан-лейтенант был взволнован, глаза у него блестели.

— Ты выпил, что ли? — спросил я, приглядываясь к командиру. — С какой радости?

— Ой, нет! — рассмеялся Газиев. — Без вина пьян… Генеральный консул помог нам связаться со штабом флота… — Он застенчиво улыбнулся. — Понимаешь, Оля во Владивостоке… Жива, здорова…

— Поздравляю!

— Спасибо, дорогой… И вот еще… Я попросил, чтобы жена и дочь Константина Петровича ему весточку прислали, хоть несколько слов… Вот, дождался ответа. — Газиев протянул мне листок телеграммы. — Ты передай Шухову, пожалуйста, только так, чтоб не подумал он, что это я специально устроил. Понимаешь?

Я кивнул. В душе невольно ждал, что еще скажет командир. Но он молчал. Значит, для меня по-прежнему нет никаких новостей. Газиев, несомненно, запросил штаб и о моей семье…

20 ноября.Вот уже несколько дней наш отряд идет курсом на юг. Идем в крейсерском положении, не погружаясь, чтобы не снижать скорости хода. Последняя принятая нами сводка Совинформбюро такая, что механики выжимают все возможное из дизелей. Все думают только об одном — скорее! Скорее попасть на фронт, самому увидеть в пересечении нитей перископа силуэт врага, нажать спусковой рычаг торпедного аппарата.

Жарко. В отсеках влажная духота. Люди обливаются потом. С трудом борешься с непреодолимой дремотой.

Командир объявил рабочей формой «раздетыми до пояса». Потом разрешил быть на вахте в одних трусах.

Вчера я не выдержал — вышел в центральный пост в тельняшке. И тут же пожалел об этом: на вахте среди полуголых людей стояли одетые по форме два человека: Газиев и Шухов. Стояли так спокойно, как будто не было ни сорокаградусной жары, ни душного воздуха подлодки.

Мы идем к тропикам. Солнце в зените. Даже на ходовом мостике нет прохлады. По ночам над головой висят непривычно яркие созвездия. Штурман определяет место по Альфе Южного Креста.

Чтобы облегчить положение команды, Газиев разрешил в темное время суток выходить наверх по два-три человека для короткого отдыха. Теперь ночью у нас двойной комплект наблюдателей.

Но и днем и ночью сигнальщики неизменно докладывают:

— Горизонт чист!

Война. Три года назад здесь был оживленнейший перекресток морских путей, а сейчас ни дымка, ни мачты. Только стаи летучих рыб внезапно взметнутся над ровной поверхностью океана, опишут невысокую дугу и вновь скроются под водой. Таким пустынным видели Тихий океан, наверное, лишь спутники Магеллана…