Шрифт:
— Ты истинная дочь своей высокорожденной матери, — только и сказал Асгейр.
Вскорости Хёскульд заговорил о своей женитьбе на Йорун. Асгейр на то ответил, что она уже давно просватана за достойного мужа и не след это рушить.
— Это ты не потому говоришь, что хотел бы сдержать слово, — отвечает Хёскульд, — а оттого, что я тебе не люб как зять.
— И оттого тоже. Не хотел бы я видеть дочь за человеком, чьи беды написаны у него на лице, — отвечает Асгейр.
Впрочем, размолвка эта далеко не зашла. Однако Асгейр велел Индриди ходить за молодыми людьми следом, куда бы они ни шли.
Вот однажды видит Индриди, что Хёскульд взял девушку за руку и повёл. Тогда он прихватил свою секиру и пошел за ними. И видит Индриди, что оба лежат в кустах. Замахнулся он на Хёскульда своим оружием, но тот мигом вскочил и в один взмах перерубил рукоять. Видит Индриди, что остался безоружен, и, отвернувшись, стал отходить назад. Тогда обрушил Хёскульд лезвие своей собственной секиры на спину Индриди и убил его наповал.
— Теперь тебе никак нельзя оставаться у Асгейра, — говорит Йорун. — Он разгневается, но мои братья — ещё пуще. Мы все любили Индриди не меньше, чем родного отца. Но ещё больше Асгейр будет разозлён другим: я от тебя беременна.
— Я пойду и при всех скажу ему о том и о другом, — возражает Хёскульд.
— Тогда тебе никак не уйти живым, — говорит она.
— Будь что будет, — отвечает он.
Асгейр сидел на почётном месте посреди гостей, что как раз приехали с дарами, и самого разного народа. Его меч по имени Пёстрый стоял для почёта рядом с ним, с рукоятью, что была привязана к ножнам.
Хёскульд стал перед ним, держа секиру наперевес.
— Отчего ты принес сюда кровь на лезвии? — спрашивает Асгейр.
— Я вылечил холопа твоей дочери от болей в спине, — отвечает ему тот.
— Вряд ли ему это понравилось, да и моей Йорун тоже. Ты убил его?
— Верно.
— За что?
— За мелочь, которая не стоит твоего внимания: он собирался разделить меня ровно надвое.
Во время разговора Асгейр был в таком волнении, что лицо его делалось попеременно красным, как кровь, бледным, как трава, и синим, как смерть.
— Почему он того захотел? Что ты делал?
— Красивого ребенка твоей дочери. Ему это страх как не понравилось.
— Люди, схватите его и убейте! — тотчас крикнул Асгейр и, выхватив Пёстрого из ножен, отчего лопнули путы, замахнулся сам. Однако ему удалось лишь рассечь Хёскульду щёку.
— Хорошо же ты обращаешься со своим зятем! — ответил Хёскульд. Мигом обернулся на пятке, как волчок, и, размахивая тяжелой секирой во все стороны, разогнал толпу, расчистил себе путь и выскочил из дверей. Когда за ним погнались, он уже скрылся в лесу.
Братья Йорун долго его искали, только попусту.
Говорили позже, что Хёскульд вернулся к родичам, которые жили далеко отсюда, и что с вирой там как-то уладилось.
Сколько ни прошло после этого, но вот Старкад возвращается с полными руками добычи. На нём хорошие сапоги до колена, высокая бобровая шапка и синий плащ с золотой нитью, отороченный соболями; но пуговица как была, так и осталась. И просит он не медлить более со свадьбой.
— Стыдно мне будет на пиру глядеть тебе в глаза, — отвечает Асгейр. — Не я, но Йорун нарушила сговор по своей дурной воле: в этом она поистине дочь своей матери.
— Не говори плохо о своей родной крови, — отвечает Старкад. — Ну да, говорили мне, что с нею возьму изрядную прибыль, но, по-моему, большее всяко лучше меньшего.
— Теперь уж ей не увернуться, — отвечает Асгейр.
— Не неволь её, — возражает ему жених. — Дай мне поговорить с Йорун так, чтобы никто о том не знал.
Асгейр позволяет.
Тогда Старкад идет и находит девушку в молочном сарае, где та делает отменный сыр со слезой.
— Послушай меня, Йорун, — говорит он. — Когда ты родишь мальчика, это будет всё равно что мой родной сын, и я наделю его богатством вровень с прочими моими сыновьями. Но врать на его счет я тоже не хочу. Ну а если то будет девочка, я выдам её замуж куда лучше и выгоднее, чем твой отец тебя.
— Думаешь, это возможно? — отвечает она и утирает лицо долгим рукавом.
На том оба поладили.
И еще одно говорит жениху Йорун:
— Отец на радостях даст за мной целое богатство. Но ты поторгуйся и не уступай, пока он не подарит тебе свой пёстрый меч. Потому что, скажи, без него я с тобой не уйду и не унесу из дома свой позор.
Асгейр, однако, и не подумал долго противиться. Клинок ему никогда не был по душе, а тут еще и подвёл его в деле с Хёскульдом.
Свадьбу сыграли великолепную. Все, однако, видели, что невеста сидит печальная: как говорят, что смолоду запомнится, то не скоро забудется. И еще говорят: глаза не могут скрыть любви. Поэтому никто не ждал добра от этого супружества.