Аббат Бенедарий, едва я вбежал, опустил на столешницу книгу. Глухо звякнуло, что значит переплет из металла, но это вовсе не означает, что книга старинная, как раз сейчас такие и делают, да еще, как вижу, и с замочком, плотно скрепляющим обе обложки.

Не произнося ни слова, он провел ладонью над книгой, замочек проиграл короткую мелодию, щелкнул и повис на одной петле.

Аббат сказал понимающе:

– Вижу, такое знакомо… Откуда?

– Да так, – ответил я, – снилось, наверное.

– Эта книга, – бесстрастно произнес он, – содержит тексты, как сказано в ней, дошедшие от Изначальных. И этот способ защиты… уникален.

– Только в том, – сказал я, – что открыть можете только вы.

Он кивнул.

– Быстро схватываешь.

– Другие книги могут узнавать и открываться только своим хозяевам, – продолжил я. – Так что метод этот хорош, конечно. А что за тексты?

Он посмотрел как-то странно, а голос прозвучал с непривычной для него нерешительностью:

– Текст… Ах да, тексты… Их прочесть пока не удалось… Есть желание взглянуть?

– Если не вдарите, – ответил я, – то почему нет?..

Он коротко усмехнулся, кончики пальцев легко приподняли переплет, явно из легкого металла.

Я вытянул шею, страницы желтоватой бумаги, хотя это вряд ли бумага, заполнены значками в странном порядке, который показался хаосом, потом я уловил некие законы, хотя расположены не линейно, не столбиками, и даже не по кругу, а словно бы у переписчика рука двигалась то как шахматный конь, то по диагонали, пока не упиралась в обрез, а оттуда прыгала по закону «угол падения равен углу отражения»…

Ничего общего с тем, чем пользуется человек, книга не просто древняя, а непонятно, что это вообще, но странное чувство зудит в крови и отдается в мозгах, что хоть значки и слишком просты, хотя нигде не повторяются, во всяком случае пока еще не заметил, а такое богатство говорит о несметных возможностях этой письменности, если это письменность…

Но все-таки растущая и вроде бы ни на чем не основанная уверенность, что я вроде бы понимаю, хотя еще и не понимаю, что понимаю, крепнет, и я все всматривался, потом с позволения аббата перевернул страницу, затем еще и еще.

Возможно, это любовный роман, но могут быть и подробные инструкции, как построить портал в другую галактику. Все может быть, а значки могут оказаться как буквами, так и рунами, иероглифами или математическими формулами.

Он внимательно наблюдал за моим лицом. Мне показалось, что даже дыхание иногда придерживает, чтобы не мешать, настолько я, наверное, сосредотачивался, но время текло, я только всматривался, наконец он проронил негромко:

– Вижу, ты что-то узнаешь.

– Нет, – ответил я честно, – ничего не узнаю. Но так близко!.. Что-то крутится в голове, вот-вот проклюнется, но пока это вот обидное ощущение, что уже понял, только никак не пойму, что же понял.

– Жаль, – произнес он с заметным разочарованием. – Что-то мне подсказывало, что ты эти значки видел… Или увидишь? Эх, возраст, все путается в голове… Иногда что-то вроде бы вспомнишь, а потом оказывается, через несколько лет в это самое вляпываешься… Хорошо, брат паладин, ты посмотрел и запомнил, вижу по твоему лицу. У тебя хорошая память, верно?..

– Не жалуюсь, – ответил я скромно, как положено христианину, тем более монаху.

– Тогда тебе это пригодится.

– Может быть, – сказал я, – когда-то и.

Он протянул руку, я поцеловал с поклоном.

– Спасибо, святой отец.

За дверью переминаются с ноги на ногу отец Леклерк и брат Гвальберт. Сразу прервали разговор на полуслове и бросились ко мне.

– Ну?

Я прошел чуть, еще не придумав, что сказать, хлопнул себя ладонью по лбу. В последнее время этот жест мне начинает удаваться все лучше, словно озарения пошли одни за другим, как гуси к озеру.

– Стоп-стоп… Однажды я побывал у одного аскета…

Леклерк спросил настороженно:

– Это ты к чему?

– Да все о Маркусе, – ответил я со злостью. – О чем бы ни думал, он постоянно влезает. А тот аскет, говорят, знает все на свете.

– И как победить Маркуса – знает? – спросил брат Гвальберт живо.

– Об этом я и подумал, – признался я.

Леклерк усомнился:

– Неужели такие существуют?

– Возможно, – ответил я уклончиво. – За четыре тысячи лет жизни, наверное, можно чему-то научиться.

– Четыре тысячи, – проговорил он шепотом. – Это же сколько у него грехов…