— Тем хуже, — мрачно изрекла Элен.

Я проводил ее. Она не пригласила меня зайти, сославшись на поздний час, и вдруг неожиданно спросила:

— Если я выйду за тебя замуж, что будет с отцом?

— Ты согласилась бы жить на севере Англии?

— О, конечно. Я об этом тоже думала. Но отец… Можно будет и ему жить с нами?

— Он может жить у сестры.

— Ему будет трудно без меня.

— Ничего не поделаешь, придется, — резко сказал я. — Имеешь же ты право на собственную жизнь! Хватит с тебя всех этих забот и волнений.

— Я не уверена, что смогу оставить его, — упрямо повторяла Элен, глядя на носок своей туфли и словно любуясь им.

Я сказал, что об этом мы поговорим в другой раз.

— Но и в другой раз я скажу то же самое, — вызывающе сказала Элен, казалось, снова с удовольствием воздвигая между нами барьер.

— Хорошо, — согласился я и, поцеловав ее, пожелал спокойной ночи.

На следующий же день утром я написал письмо Колларду и попросил его дать мне возможность еще раз лично переговорить с ним. Я справился, не собирается ли он в Лондон. В душе я уже знал, что приму его предложение, и все же в этот напряженный и тревожный период моей жизни я был полон колебаний и страхов и боялся решений, способных внести перемены в привычную мне жизнь. Уехать на север означало бы оставить Чармиан совсем одну; на это мне по-прежнему было тяжело решиться.

Незадолго до полудня в галерею зашла Джейн Кроссмен. Она была очень красивая и торжественно-серьезная, в черном платье и шляпке.

— Я только что вернулась, — сказала она, — мы приехали в Лондон вчера. Думали не возвращаться до октября, но у Эдгара начались неприятности с желудком, он заболел, когда мы были в Венеции, и, как только ему стало легче, я увезла его домой.

Она села, внимательно посмотрела на меня и жестом отказалась от предложенной сигареты.

— Послушай, Клод, я только сегодня утром узнала об этой неприятности. Я давно не видела английских газет, и разумеется, это было как гром с ясного кеба. Я очень сочувствую вам, ты даже не представляешь как. И Эдгар тоже, он просил передать. Конечно, он воспринял это не так остро, как я, просто потому, что он меньше вас знает. А потом, он вообще не способен на сильные переживания, и меня это всегда бесило, хотя я, разумеется, люблю его, ты сам знаешь…

Если бы мне нужна была вторая Хелена, подумал я, мне следовало бы жениться на Джейн.

— Я чем-нибудь могу вам помочь? — спросила она.

Я поблагодарил ее и за этот вопрос и за искреннее сочувствие, хотя выражено оно было несколько театрально: этот ее костюм, выбранный специально для визита…

— Никто и ничем здесь уже не поможет. Ты не хочешь позавтракать со мной, я тебе все подробно расскажу?

Она настояла на том, чтобы мы пошли в «одно тихое местечко», оказавшееся чем-то средним между кафетерием и чайной. Все, что нам подали, было невкусное и очень дорогое, лампы лили конфетно-розовый свет, пахло гардениями и дезинфицирующим раствором. Еще по дороге я успел вкратце рассказать Джейн основное. И сейчас, сидя неестественно прямо на слишком узком диванчике из розового плюша, она с неподдельным ужасом смотрела на меня.

— А Чармиан? Как она вынесет все это?

— Вынесет. Конечно, ей придется нелегко. Она будет страдать, ибо продолжает жалеть его. Пока его не выпустят, она постоянно будет думать о том, что ему приходится выносить. Но с другой стороны, она сможет отдохнуть от него. Ее подлинные несчастья начнутся потом, когда он выйдет.

— Но ведь теперь она может потребовать от него развод, не так ли? Разве его поступок не следует расценивать как нарушение супружеского долга?

— Но она так не считает, вот в чем беда, — ответил я.

Джейн осторожно сняла шляпку, положила ее рядом с собой, расправила поля и разгладила ленты. Затем она коснулась пальцами неестественно тугого шиньона и, заметив, что я наблюдаю за нею, почти машинально произнесла:

— Нелепость, не правда ли? Стоит десять гиней и по цвету совсем не подходит к моим волосам. Предполагается, что это делает женщину статной и придает гордую осанку. Так утверждает реклама. — Она вздохнула. — Да, Чармиан не считает это нарушением супружеского долга. Только мне могло прийти в голову такое. Но ей жилось бы куда легче, если бы она не была такой великодушной.

Я согласился с ней.

Джейн повернула голову, стараясь разглядеть себя в розовом зеркале на стене.

— Как ты считаешь, этот шиньон придает мне гордую осанку? Эдгар видеть его не может.

— Ты, как всегда, прелестна, Джейн.

— Но настроение ужасное. Я очень расстроена, ты веришь?

Кончик носа у Джейн внезапно покраснел, а глаза наполнились слезами.

— Верю.

— Скажи мне, хотя и нехорошо спрашивать об этом… Чармиан воспринимает это как позор и бесчестье? Мне всегда казалось, что это самое страшное, что может случиться. Если бы Эдгар попал в тюрьму, я бы этого не вынесла.

— Нет, Чармиан не думает так. Она совсем по-иному смотрит на вещи. В конце концов, говорит она, не я же уводила чужие автомобили.

— О, я так рада за нее! — с искренним облегчением воскликнула Джейн. Она вытерла глаза и заинтересовалась закусками, которые на передвижном столике подкатил к ней официант.

— О, креветки. Я возьму креветки. И оливки. Да, два, пожалуйста. Нет, картофельный салат не надо. Да, да, я очень за нее рада… Почему мы всегда думаем, что наши друзья одержимы страхами, которых на самом деле в помине у них нет?