Шрифт:
Я поблагодарил ее за внимание.
— Я тоже предпочитаю китайский. Его теперь совершенно невозможно достать. Я считаю, что это одно из самых досадных лишений нашего времени. Чармиан, правда, предпочитает цейлонский, я знаю. Но мне он кажется слишком грубым.
— Я вообще отличаюсь грубым вкусом, мама, вы ведь это знаете, — миролюбиво заметила Чармиан.
Рука старухи, разливавшей чай, на минуту замерла, ее настороженный взгляд остановился на воротах, за которыми проходила дорога.
— Неужели это Шевиоты? Чармиан, тебе не кажется, что сейчас прошла Джойс Шевиот с братом? Ты видела?
— Нет, мама, я не смотрела в ту сторону.
— Интересно, что им здесь надо? Когда в последний раз я слышала о Джойс, она, кажется, собиралась на Восток… Ты ее знаешь, Чармиан?
— Нет.
— Мне бы очень не хотелось, чтобы они оказались здесь. Они такие… как бы это сказать… грубые и невоспитанные люди. Мать Джойс еврейка. Собственно, в этом нет ничего дурного, среди них есть вполне приличные люди, но есть и очень непорядочные, как вы считаете?
Из дома вышел Эван, сделал мамаше ручкой и уселся прямо на траву.
— Мне здесь удобней. По-деревенски.
— Дорогой, ты помнишь Шевиотов?
— Да, немного. Девица была несколько толстовата, если мне не изменяет память.
— Мне кажется, они что-то разнюхивают здесь.
— Зачем? — резко вскинулась Чармиан.
— Таким людям до всего есть дело, — многозначительно улыбнулась миссис Шолто. — Это сандвичи с огурцами, Клод. Чего-чего, а огурцов здесь в изобилии. Эван, ты помнишь мамашу Шевиот?
Эван красноречиво похлопал себя по ляжкам и приставил к носу согнутый палец.
— Избранная нация, да?
— Вот именно.
— Эван, зачем ты так? — сказала Чармиан.
— Ты имеешь в виду так? — и он снова повторил свой жест.
— Да. Это глупо.
— Что делать, не люблю евреев, — ответил Эван.
— Почему? — спросил я, чтобы хоть как-то поддержать Чармиан.
— А кто их любит? После войны они надоели всем своими спекуляциями на черном рынке.
— Нам ли осуждать других? — промолвила Чармиан, чеканя каждое слово.
Лицо Эвана вспыхнуло.
— Это слишком, тебе не кажется?
— Дорогая, как ты можешь? — всполошилась миссис Шолто.
— Мне очень жаль, но это то, что я думаю.
— Благородство, честность, — пробормотал Эван, — опять эти твои проклятые честность и благородство! — Он поставил чашку на поднос. — Ну и оставайся при них, черт побери, а с меня довольно! — Вскочив, он ушел в дом.
— Даже если тебе угодно брать под защиту евреев, — дрожащим голосом промолвила миссис Шолто, — ты могла бы пощадить его. Ему и без того тяжело.
— Да, — согласилась Чармиан, — я была беспощадна, простите. — Она встала и тоже ушла в дом.
Внимание миссис Шолто, собиравшейся обратиться ко мне с какими-то словами, снова отвлекли голоса за оградой.
— Вот они опять. Да, это Шевиоты… Хотя нет. Нет, это не они. Но как похожи!
И она принялась настойчиво потчевать меня чаем.
— У вас была утомительная поездка, вы, должно быть, проголодались. Клод, поговорите с Чармиан. Она должна быть поласковей с ним. Она во многом ведет себя безукоризненно, я признаю это. На нее можно положиться, и в материальном отношении она просто якорь спасения, но ей не мешает быть более сдержанной на язык…
Я смотрел на миссис Шолто и боялся, что выдержка изменит мне. Наконец я овладел собой настолько, что смог ей ответить.
— Надеюсь, вы не думаете, что я разделяю вашу точку зрения? Для этого вы слишком хорошо меня знаете. Я рад, что у Чармиан осталась еще ее прямота и способность отстаивать свое мнение. Не дай бог, чтобы она их потеряла.
Тень от вяза косо упала на скатерть и как бы разделила стол на два треугольника — ярко-золотой и серый. В вазочку с джемом слетел сухой лист. Миссис Шолто аккуратно выудила его кончиком чайной ложки и стряхнула на траву.
— Осень, — задумчиво произнесла она, — кругом все зелено, но уже чувствуется осень. Свет такой печальный. — Она посмотрела на верхушки деревьев глазами, такими же синими, как проглядывавшее сквозь ветви небо, и я увидел ее юной девушкой с хорошеньким личиком, любящей кружева, банты, цветы и прочие атрибуты женской прелести, подчеркивающие эту агрессивную девичью беззащитность, девушкой, похожей на розовый бутон, с чопорно поджатыми губками, томным взглядом и мягкими кошачьими лапками, которая знает, чего хочет, и с завидным упорством добивается своего.