В интервью, опубликованном 4 марта, он, между прочим, сказал: «Христианство уйдет. Оно будет сходить на нет. Мне не нужны аргументы, чтобы это доказать; я прав — и это будет подтверждено. Нас теперь любят больше, чем Иисуса; я не знаю, что исчезнет раньше — рок-н-ролл или христианство. Иисус был „о'кей“, но его потомки — жирны и заурядны. Их извращения и есть то, что уничтожает христианство в моих глазах».

Английская публика, которой были не в новинку эксцентричные и нередко провокационные заявления Леннона, не нашла в этом высказывании ничего крамольного. Напротив, многие удивились такому остроумному пассажу и даже выразили одобрение. Сам Брайан Эпштейн, обладавший особым чутьем на все, что могло бы испортить имидж битлзов, не нашел в этом повода для беспокойства.

С апреля по июнь ансамбль работал в студии «ЭМИ». Результат: сингл «Paperback Writer» / «Rain» («Пишущий книги в мягкой обложке» / «Дождь»), который вышел в июне, и альбом «Revolver» («Револьвер»), поступивший на рынок в августе. Последний диск свидетельствовал, что битлзы осознанно выбрали новый путь. Они отказались от музыкально несложных композиций, чем славились до сих пор. На этапе от «Резиновой души» до «Револьвера» произошло качественное изменение их стиля. Здесь были использованы все имеющиеся в их распоряжении технические средства, аранжировки были изящней, инструментальная палитра — обширней. Большую роль в этом играло влияние Джорджа Мартина.

Так, при инструментовке песни «Элинор Ригби» были использованы четыре скрипки, два альта и виолончели. Новое появилось и в текстах. «Taxman» («Сборщик налогов»), сочиненный Джорджем Харрисоном, атаковал английское налоговое законодательство, согласно которому у «Битлз» изымалось до 98 процентов доходов. В тексте песни «Элинор Ригби», напетой Полом и написанной совместно с Джоном, впервые прозвучали социально-критические ноты.

Поскольку ни для кого уже не было тайной, что битлзы, подобно другим именитым поп-звездам, употребляют наркотики, фаны искали скрытые или зашифрованные намеки на это в новых произведениях. Ринго спросили, не была ли «Желтая субмарина» наркотической песней. Его ответ звучал так: «Вовсе нет. Это просто детская песенка без всякого скрытого смысла».

Противоположное заявление сделал Джон, когда говорил о песне «She Said, She Said» («Она сказала, что сказала»): «Я люблю эту вещь. Я писал ее во время ЛСД-трипа, в Лос-Анджелесе, в 1965 году. Это был уже наш второй трип. Мы пошли на это, поскольку были наслышаны о таких вещах и хотели узнать, что из этого выйдет».

Никакого сомнения нет и в том, что зонг «Tomorrow Never Knows» («Неизвестно, что будет завтра») следует понимать как призыв к употреблению ЛСД:

В разгар работы над «Револьвером» битлзы приняли участие в концерте на лондонском «Wembley Empire Pool», который был организован журналом «New Musical Express». Устроитель собрал всех, кто имел имя и ранг на английской поп-сцене. В программе рядом с «Битлз» стояли такие звучные имена, как Spencer Davis Group, Dave Dee, Dozy, Beaky Mick And Tich, Fortunes, Herman's Hermits, Roy Orbison, Overlanders, Alan Price Set, Cliff Richard, The Rolling Stones, Small Faces, Dasty Springfield и другие.

Никто из участников, не говоря уже о восторженной публике, не мог тогда предположить, что это последнее «живое» выступление битлзов в Англии.

В конце июня 1966 года битлзы отправились в турне по ФРГ. По два концерта они дали в мюнхенском цирке Кроне, в эссенском Гругахалле и в гамбургском Эрнст-Мерк-Халле.

Для Джона пребывание в портовом городе было окрашено ностальгией. Он понял, как резко изменилась его жизнь по сравнению с 1960 годом. Он думал о диких ночах в «Индре» и позднее — в «Кайзеркеллере», о первых записях в студии Тони Шеридана. Болезненно отозвались в нем воспоминания о Стюарте Сатклиффе, которого многие давно забыли.

Их концерты в Эрнст-Мерк-Халле продолжались тридцать минут, песни тонули в неистовых воплях публики.

Хотя те гамбургские ночи начала шестидесятых переутомляли их до предела, Джону и его друзьям то время казалось теперь золотым. Тогда они еще могли делать то, что доставляло удовольствие и им самим, и публике, тогда они еще не влезли в проклятый пиджак, называемый имиджем. Но разве Джон не мечтал тогда о том, чего достиг сейчас? Слава, богатство, идолопоклонство миллионов людей — захотел бы он поменять все это на «старые добрые времена»? Этим мыслям не было конца…

Даже встреча со старыми друзьями не подняла ему настроение. Астрид Кирххер, которая больше не фотографировала и работала танцовщицей в баре, отпросилась у босса, чтобы побыть с битлзами.

Ночью Джон выскользнул из хорошо охраняемого отеля. Неузнанный, он пошел по Большой Свободе. Клуба «Звезда» больше не было, а музыка, доносившаяся из дискотек и развлекательных заведений, мало чем отличалась от той, которую играли ливерпульские группы.

Сценой владели «домашние» команды, которые ориентировались на образцы ранних «Битлз».