— Он не человек, мама. Он труп. Мы с Отто его убили. Надо сохранять полное спокойствие и все хорошо продумать. Тогда выкрутимся. В беде деньги не лишние, у нас их мало. Разумно их взять. Мы должны поступать разумно, мама. И без единой ошибки. Тогда уцелеем.

Зильке уже отыскала бумажник мертвеца. Деньги. Больше, чем Фрида зарабатывала за три месяца.

— Это была самозащита, — бормотала Фрида. — Но если ограбим его и вас поймают…

— Если нас поймают, будет уже все равно, ограбили мы его или нет. — Пауль стал закатывать труп в тяжелый ковер. — Но нас не поймают. Что он был здесь, знаем только мы и он. Он мертв, а мы никому не скажем. На папу он наверняка донес анонимно. Обычная история.

Пауль застыл. В этом кошмаре он совсем забыл про папин арест. На секунду показалось, что боевой дух его иссяк, но он глубоко вдохнул и приказал себе собраться.

— Сосредоточимся. Все по плану. — Он будто разговаривал сам с собой. — Если сумеем его унести и выбросить, все будет хорошо.

Труп закатали в ковер и обвязали бечевкой. Вернулся Отто. Вдвоем с Паулем они затащили тюк в лифт и поехали вниз, Зильке стрелой неслась по лестнице, удостоверяясь, что горизонт чист. Втроем они загрузили тяжеленный тюк в тележку. Повезло — квартал был безлюден, однако они заготовили печальную историю: приходится все распродавать, чтобы купить еду. Конечно, толстая ковровая скатка выглядела подозрительно, но ее обложили тряпьем и подушками со всей квартиры, и картина вышла вполне достоверная: обнищавшая еврейская семья вынуждена продавать свой скудный скарб.

— Сейчас только девять, — прошептал Отто. — На улицах людно. Может, выждем? До полуночи.

— Ни в коем случае, — ответил Пауль. — Только сейчас. Хорошо, что людно. Днем было бы еще лучше.

— Чего? — прошипел Отто. — Спятил, что ли?

— В таких ситуациях надо действовать внаглую. Если б крались глухой ночью, нас бы точно сцапали. А сейчас полно людей с тележками. Ну, двинули.

Братья взялись за рукоять, и тут на крыльце появилась Фрида.

— Надо же, когда-то я ехала в этой тележке, — сказала она. Голос ее был глух и словно чужой. — Ваш отец вез меня в больницу ро… ро… — Фрида не договорила, подавившись слезами.

— Мы знаем, мам, — мягко откликнулся Пауль. — Ты уже сто раз рассказывала. Не волнуйся, папа вернется. Некоторые возвращаются, сама знаешь. Тем более этот хмырь больше не сможет пакостить.

Фрида ушла в дом, и троица покатила тележку.

— Куда едем? — спросила Зильке. С самого убийства она ни слова не проронила.

Отто, всецело положившийся на брата, встревожился.

— Господи, я и не подумал. — Он даже побледнел. — Куда едем-то, Пауль?

— Само собой, к реке, — не останавливаясь, ответил Пауль. — В такой обмотке он камнем пойдет ко дну. Всего и дела — так его скинуть, чтобы никто не видел. Или хотя бы не вмешивался. — Он глянул на Зильке: — Ты здорово помогла, Зилк, но теперь уходи. Вдвоем мы управимся, чего тебе зря рисковать.

— Наверное, лучше мне остаться, — тихо сказала Зильке. — Компания с девочкой выглядит не так подозрительно. Два парня скорее привлекут внимание.

Пауль улыбнулся и приналег на рукоять.

На улицах они встречали редкие равнодушные взгляды, и только. За последние двадцать лет берлинская брусчатка привыкла к грохоту тележек тех несчастных, кто продавал или обменивал свои небогатые пожитки, чтобы не умереть с голоду. Братья больше опасались, что кто-нибудь вздумает их ограбить, и потому Отто держал наготове нож.

К счастью, оружие не понадобилось, и примерно через час подуставшие братья вкатили тележку на пристань. Пауль повернул ее к безлюдному причалу.

— Все делаем быстро и нагло, — сказал он. — Никаких пряток и перебежек. Избавляемся от хлама. Знаю по опыту: действуешь нагло — никто не сунется.

— Лучше пусть, бля, не лезут, — буркнул Отто.

— Точно. Поехали.

— Вон какой-то пьяный смотрит, — испуганно шепнула Зильке.

— Плевать. Всегда кто-нибудь да смотрит. И что он сделает? Вызовет полицию? Кто ночует у реки, не дружит с легавыми. Давайте, сейчас самое время.

Они подкатили тележку к концу причала и просто скинули свой груз в воду. Потом водворили на место подушки и тряпье, развернулись и поехали обратно.

— Не оглядывайтесь, — предостерег Пауль. — Идите спокойно. Не канителить, но и не бежать.

Его хладнокровный расчет оказался верен. Никто их не потревожил. Бродяга лишь пожал плечами и отвернулся. Как и пьяный матрос со шлюхой, курившие на соседнем причале.

С ноября 1918 года каждое утро берлинская река отдавала трупы, от которых по ночам избавлялись какие-то тени. Ничего особенного. Если смекалка работает, не мешай людям выкидывать мусор. Пусть они хоть совсем юнцы.

В красивом курортном поселке весь день и весь вечер гремело веселье. Играли оркестры, рекой лилось пиво, поглощались несметные яства, на забаву служившие также метательными снарядами. При поддержке войска из молодых штурмовиков Эрнст Рём и высшее руководство СА проводили «конференцию», в которой капля дел растворилась в море удовольствия.

В симфонии безудержного разгула слегка диссонировали неблагозвучные ноты — дескать, плоды национал-социалистической революции слишком медленно распределяются среди тех, кто больше всех их достоин. Кастеты и кованые сапоги штурмовиков привели Гитлера к власти, и теперь коричневая армия желала награды.