– Умирает? – повторил он. И еще раз: – Умирает?

Как этот человек во всем, на каждом шагу его обставлял! Мало ему, что у него есть крылья и шрам – он еще умирает!

– Маргарет! – сказал он с таким отчаянием, что ее внезапно охватила жалость. – Маргарет, неужели вы в пего влюблены? (Он знал: будь он женщиной – он непременно бы влюбился в него.)

– Нет, конечно! Ни в кого я не влюблена. Знаете, ведь мой муж убит во Франции, – мягко сказала она.

– О, Маргарет, – с искренней горечью сказал он, – если бы я только мог, я дал бы себя убить, дал бы себя ранить, как этот, там, разве вы не понимаете?

– Понимаю, милый. – Она отставила поднос. – Поди сюда.

Курсант Лоу встал, снова подошел к ней.

– Убили бы или ранили, если бы повезло! – повторил он.

Она притянула его к себе, и он понял, что ведет себя, как ребенок, что она этого от него и ждет, но иначе он не мог. Разочарование, отчаяние охватили его с новой силой. Он почувствовал щекой ее теплые колени и обнял их руками.

– Мне так хотелось туда, – сознался он неожиданно для себя, – пусть бы мне и его шрам и все.

– И умереть, как он скоро умрет?

Но разве смерть не была для курсанта Лоу чем-то настоящим, величественным, печальным? Он видел открытую могилу и себя – в полной форме, в ремнях, с крыльями летчика на груди, с нашивкой за ранения… Чего еще требовать от судьбы?

– Да, да! – сказал он.

– Ведь ты тоже летал, правда? – сказала она, держа его голову на коленях. – И ты мог бы быть на его месте, но тебе просто повезло. А может быть, ты летал бы так хорошо, что тебя не подстрелили бы, как его. Ты об этом подумал?

– Не знаю, наверно, я все-таки тоже попался бы на его месте. Нет, вы в него влюблены.

– Клянусь, что нет. – Она подняла его голову, заглянула в глаза. – Я бы не стала скрывать. Разве ты мне не веришь? – Ее глаза глядели настойчиво, и он ей поверил.

– Но если вы его не любите – значит, вы можете дождаться меня. Я скоро вырасту, буду работать, как черт, скоплю денег.

– А что скажет твоя мама?

– Черт, да не могу же я всю жизнь слушаться ее, как маленький. Мне уже девятнадцать, как вам, а если маме не понравится – пошла она к черту!

– Лоу! – с упреком сказала она, не говоря ему, что ей уже двадцать четыре года. – Как можно! Нет, поезжай домой, расскажи все матери, передашь от меня записку, а потом напишешь мне, что она скажет.

– Лучше я поеду с вами!

– Что ты, дружок, какой же смысл? Мы отвезем его домой, он очень болен. Пойми, милый, мы ничего не можем сделать, пока не доставим его на место, а ты только будешь мешать.

– Мешать? – повторил он с болью.

– Ты должен понять. Нельзя нам ни о чем думать, пока мы не отвезем его домой. Неужели ты не понимаешь?

– Но вы его не любите?

– Клянусь, что нет. Теперь веришь?

– А меня любите?

Она снова притянула его голову к себе на колени.

– Милый ты мой детеныш, – сказала она, – ничего я тебе не скажу… пока что.

Пришлось принять и это. Они молча сидели, прижавшись друг к другу.

– Как от вас хорошо пахнет, – сказал наконец курсант Лоу.

– Поди сюда, поближе, – приказала она, и когда он придвинулся к ней, она взяла его голову обеими руками и крепко поцеловала. Он обнял ее, и она притянула его голову к себе на грудь. Потом погладила его волосы и сказала:

– Так как же, поедешь домой?

– А разве непременно надо? – спросил он.

– Надо, – сказала она. – Сегодня же. Дай ей телеграмму сейчас. А я напишу ей записку.

– О черт, да вы же знаете, что она ответит?

– Конечно, знаю. У тебя нет ни братьев, ни сестер?

– Нет, – удивился он. По ее движению он догадался, что ей хотелось высвободиться. Он сел. – Как вы угадали? – удивленно спросил он.

– Просто угадала. Но ты поедешь? Правда? Обещай мне!

– Ну, хорошо, поеду. Но я к вам вернусь.

– Конечно, вернешься. Я буду ждать. Поцелуй меня.

Она спокойно подняла к нему лицо, и он поцеловал ее, как она хотела: холодно, отчужденно. Она приложила ладони к его щекам.

– Милый мой мальчик! – сказала она и поцеловала так, как всегда его целовала мать.

– Слушайте, жених с невестой так не целуются! – обиделся он.

– А как они целуются? – спросила она.

Он обнял ее, чувствуя под рукой ее плечи, и прижался к ее губам заученным приемом. Она недолго терпела, потом оттолкнула его.