— Да, здесь он будет выглядеть эффектно… Ты как всегда права.

Он переставил минерал, потом осторожно закрыл дверцу.

— Скрипит. Надо будет смазать. Хватит нескольких капель.

Не откладывая дела в долгий ящик, Жорж направился к письменному столу.

— Что — прямо сейчас? — удивилась Элен. — Мы собираемся обедать.

— Это всего несколько минут. Если не сделаю сейчас, то потом забуду.

Милый Жорж… Аккуратный, педантичный, хозяйственный, у него золотые руки. Он сам соорудил две стеклянные витрины, он установил на крыше телевизионную антенну. Он соорудил ограду вокруг дома и зацементировал пол в подвале, превратив его в прачечную. Он собрал музыкальную систему, на которой слушает любимые диски классики.

Милый Жорж… Он содержит дом в полном порядке и проводит свободные дни, забивая, пиля, крася, протирая, привинчивая. Или, запершись в кабинете, приклеивает к своим минералам этикетки под звуки фуг Баха.

Милый Жорж… Он создал себе изолированный мир, в котором, видимо, счастлив. Туда допущены только жена, дети, камни, инструменты и пластинки.

А если он узнает… От этой мысли Элен покрылась холодным потом, сердце начало бешено биться, а ноги подкосились.

Она вышла из комнаты мужа.

— Поторопись… Как только закончишь — к столу. Все готово.

Из гостиной снова раздались крики.

— Мерзость! — вопила Надин. — Ты просто мерзость!

Смех Даниеля. Элен с Жоржем заглянули в комнату.

— Что случилось?

— Это Даниель, ма, — объяснила Надин. — Он меня… Он дотронулся до меня этой гадостью. Скелетом человеческой руки.

Даниель затрясся от смеха. Он уже не в первый раз притаскивает из анатомички экспонаты, воняющие формалином, и дразнит сестру.

— Даниель! — упрекнула его Элен, — оставь в покое сестру и убери отсюда эту ужасную штуку.

— Да, но она нужна мне для изучения анатомии, — не очень убедительно возразил Даниель. — Ты же знаешь, что я веду картотеку… Кстати, па, ты еще не сделал мне ящички?

— А мне этажерку? — вмешалась Надин. — Ты обещал еще на прошлой неделе.

— Сдаюсь! — Жорж поднял руки вверх. — Я их еще не доделал. Постараюсь закончить завтра или даже сегодня после обеда.

Наконец, семья рассаживается за столом. Пока на маленьком экране диктор комментирует последние известия, все сосредоточенно едят.

«Внешняя политика: основным событием дня является усиление напряженности между Китаем и Советской Россией…»

Тут же следует краткий комментарий Даниеля:

— В один прекрасный день они набьют друг другу морду.

Отец и сын обмениваются мнениями, Надин изредка вмешивается. Монотонный гул разговора едва доходит до Элен. Не поддаваться! Посматривать время от времени то на мужа, то на детей, делая вид, что интересуется беседой. Кивать, улыбаться… И как только Жорж, Даниель и Надин могут быть такими спокойными. Как они могут не замечать боль Элен, безысходность, в сетях которой она бьется?

— Знаешь, что говорит Дофин? — неожиданно обратился Жорж. — Он будто бы нашел халцедон на пляже Ла Манша. Случайно… шел среди валунов и заметил камень с трещиной. Нашел целую кучу… Красный халцедон — сердолик. Представь себе!

— Это что — действительно такая неожиданность? — с усилием спросила Элен.

— Еще бы! Многие геологические теории просто рухнут, если это так. Надо будет поговорить с Арноном — он профессионал и, наверное, в курсе.

— Халцедон, — сказала Элен, — это тот камень, который похож на… — Она замолкает, ища подходящее сравнение, и Даниель приходит ей на помощь:

— Кроличьи кишки. Да, па?

— Мой Бог, — улыбается Жорж, — сравнение, прямо скажем, не поэтическое, но верное.

Пока все смеялись, сердце Элен замерло: теледиктор сообщил безразличным голосом:

— Криминальная хроника: только что стало известно о преступлении…

Вилка застыла в руках Элен на полпути ко рту. Неужели тело Филиппа уже обнаружили?

— Женщина была найдена мертвой в своей квартире….

Никто в комнате не обратил на сообщение никакого внимания. Впрочем, понятно — одним преступлением больше, одним — меньше. Сколько их происходит за день в Париже!

Разговор за столом продолжился, Элен принесла из кухни паэлью, на которую тут же набросился Даниель. Элен кладет себе только маленькую ложку.

— Ты не голодна? — интересуется Жорж.

— Не очень.

Мягко сказано. Ей приходилось прилагать чудовищные усилия, чтобы проглотить хоть кусок. Горло сводило судорогой, а желудок отказывался принимать пищу. Когда только кончится этот обед! Жорж и Даниель еще никогда не ели так медленно. К тому же все время отрываются от еды на разговоры. Боже, скорее бы кончилось это испытание.