Шрифт:
Кайл захотел прокатиться на карусели в третий раз, Тейлору пришлось выпустить руку Денизы и вновь отправиться за билетом. Когда он вернулся, время было упущено; Дениза оперлась на барьер, и Тейлор решил оставить все как есть. Стоя рядом с ней, он по-прежнему ощущал прикосновение ее руки.
Они провели на ярмарке еще час и покатались на колесе обозрения, втроем втиснувшись на хлипкое сиденье (сверху Тейлор показывал интересные места в городе), а также на «Осьминоге», с которого Кайл никак не желал слезать.
Потом они пошли на площадку с играми типа «проколи три шарика тремя дротиками» или «сбей дробью два ведерка — и получи приз». Хозяева зазывали прохожих, но Тейлор шагал мимо, пока не добрался до тира. Первые несколько выстрелов он потратил на пристрелку, потом пятнадцать раз подряд попал в яблочко, после каждого попадания обменивая мелкие призы на более крупные. В итоге Тейлор стал хозяином огромной игрушечной панды, размером чуть ли не с Кайла. Хозяин тира неохотно вручил ему игрушку.
Дениза наслаждалась. Было так приятно видеть, как Кайл узнает нечто новое — и ему нравится! Прогулка по ярмарке внесла разнообразие в ее повседневную жизнь. На время Дениза почувствовала себя другим человеком. Когда стемнело, аттракционы осветились огнями; толпа зашумела громче, словно люди с особой остротой ощутили, что завтра ничего этого уже не будет.
Все шло прекрасно — Дениза даже не смела на такое надеяться.
Когда они вернулись домой, Дениза налила молока и отвела Кайла в детскую. Она усадила гигантскую панду в уголок, чтобы он ее видел, и помогла Кайлу натянуть пижаму. Помолившись вместе с сыном, она вручила ему чашку. Кайл пил молоко с закрытыми глазами. Когда Дениза закончила читать сказку, малыш уже крепко спал.
Выходя из комнаты, она оставила дверь приоткрытой.
Тейлор ждал на кухне.
— Он заснул, — сказала Дениза.
— Надо же, как быстро.
— У него был длинный день. Обычно Кайл ложится раньше.
На кухне горела единственная лампочка. Остальные перегорели на прошлой неделе, и Дениза пожалела, что не заменила их. Полумрак делал происходящее чересчур... интимным. Она прибегла к испытанному маневру:
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Пива, если найдется.
— Выбор у меня не сказать что большой.
— А что есть?
— Чай со льдом.
— А еще?
Она пожала плечами:
— Вода.
Тейлор не сдержал улыбки:
— Тогда чай.
Дениза подала ему стакан, жалея, что у нее нет ничего покрепче — для них обоих. Сейчас она была бы не прочь избавиться от неловкости.
— Здесь душновато, — заметила она. — Может быть, посидим на крыльце?
— Конечно.
Они вышли и устроились в креслах-качалках: Дениза — ближе к двери, чтобы услышать, если Кайл проснется.
— Прекрасно, — пробормотал Тейлор, усевшись поудобнее.
— Что именно?
— Вот это. Сидеть на крыльце. Чувствую себя героем исторического романа.
Дениза рассмеялась, чувствуя, как успокаивается.
— Тебе не нравится сидеть на крыльце?
— Нравится, но я редко это делаю. Одна из тех вещей, на которые у меня просто нет времени.
— Неотесанный южанин-деревенщина? — напомнила Дениза. — А я-то думала, тебе нравится качаться в кресле с банджо в руках и наигрывать песенки...
— А в довершение картины — куча родни, собака у ног, бутыль кукурузного самогона и плевательница?
Дениза усмехнулась:
— А как же.
Он покачал головой.
— Если бы я не знал, что ты сама родом с Юга, то принял бы это за оскорбление.
— Я из Атланты.
— На этот раз сделаю вид, что не слышал. — Тейлор улыбнулся. — И чего тебе больше всего недостает здесь по сравнению с большим городом?
— В общем, ничего. Наверное, будь я моложе и без ребенка, Идентон свел бы меня с ума. Но я давно не нуждаюсь в больших супермаркетах, дорогих ресторанах и музеях. Когда-то все это было для меня важно, но в последние годы у меня просто не было времени туда ходить.
— Ты скучаешь по друзьям?
— Иногда. Мы пытаемся не терять связи. Пишем, звоним и так далее. А ты? Тебе никогда не хочется собрать вещи и переехать отсюда?
— Нет. Я вполне счастлив. И потом, тут живет моя мать. Не хочу оставлять ее одну.
Дениза кивнула.
— Не знаю, переехала бы я сюда, если бы мама не умерла. Вряд ли.
Тейлор вдруг вспомнил о своем отце.
— Ты многое пережила, — сказал он.
— Иногда мне кажется, что слишком многое.
— И все-таки ты держишься.