«Неужели так постарела?» — перепугалась Анна, но все же шагнула навстречу гостю.

— Добрый день! Здравствуй!

— Здравствуй! — выдавил из себя пассажир и как-то виновато отвел глаза в сторону.

— Что у тебя в коробке? — быстро отвлекла его внимание от себя женщина.

— Манго, — ответил Хади, — специально вез для тебя.

Автобус мчался мимо незасеянных полей, недостроенных гаражей и новых высоток.

— Вот этого здания прежде не было, и этого тоже! — удивлялся он, внимательно оглядывая московские улицы. — О, как в Москве теперь хорошо! Глобализация вам очень помогла!

— Очень! — горько усмехнувшись, нехотя подтвердила женщина.

В квартире гость вытащил из чемодана подарки: ткань на платье, духи, лакомство «Twix». Однако глаза его при виде Анны особой радостью не сверкали. Она поблагодарила его от всей души, поставила на стол угощение, подала вилки, ножи, а сама подумала о том, как вот нынче после его отчужденного взгляда сблизиться им, мужчине и женщине, спустя тридцать шесть лет после их последней, да и то мимолетной встречи? И ради чего они сегодня встретились, что скажут один другому? А коли, несмотря на годы, встретились-таки, сидят нынче за одним столом, как же найти им друг друга, как вновь уловить душу, чувства, тепло их многолетних отношений?

— В твоей стране кончилась война? — вежливо спросила Анна.

— Не совсем, — ответил Хади и опять уставился в стол. — В России теперь все хорошо, демократия… Я рад за вас… Наконец-то! — тоже вежливо произнес он.

— Ты это всерьез? Ты что-нибудь читал о моей стране за последние двадцать лет?

— У нас ничего по телевидению о России не рассказывают. Русского Интернета нет. Весь мир думает, что в Советском Союзе было всем плохо, а сегодня в России хорошо, потому что эта страна богатая… Я думал, что вы живете сейчас лучше, чем прежде.

Медленно доходило до Анны очень горькое: весь мир, натворив в ее стране чудовищное, забыл о России, и она, как растерзанная планета, искры от которой больше не обжигают, не волнуют и ничего нового уже не несут, как жалкие осколки прежде огромной Звезды, больше для этого мира, упокоенного ложью, не существует и покоится теперь где-то глубоко на дне человеческого сознания всей остальной цивилизации. И как нынче вызволить хотя бы из души гостя интерес ко всему тому, что действительно происходит в стране Анны, а значит, и в ее жизни? Как пробудить боль и сострадание к огромным утратам хотя бы в ее судьбе за последние два десятилетия?

— Как в арабском мире отреагировали на смерть Каддафи? — спросила она его вдруг совсем о другом.

Гость развел руками.

— Как? Ну, сорок два года у власти. Везде вмешивался. Надоел всем. Даже в Африке.

— И за это убивать?

— Сорок два года, понимаешь?

Анна не понимала, почему по этой причине столь варварски и по-людоедски надо решать судьбу страны, лидера и его семьи: детей, внуков…

— Английская королева 60 лет на троне, давай ее бомбить?

— Зачем? — искренне удивился гость. — Она ничего в своей стране не решает.

— Как не решает? — отказывалась верить Анна в сказанное и спросила напрямик: — Почему английские премьеры докладывают обо всех делах парламента и страны королеве? Почему королева состоит в Комитете трехсот, в который входят самые богатые люди мира, решающие судьбы мира?

— Не переживай, теперь в Ливии все будет хорошо!

— Закон о многоженстве — это хорошо? Законы о возврате к шариату, об отсечении рук, ног… Это хорошо?

За много лет разлуки мужчина и женщина, жившие все эти годы на разных континентах, в иных политологических системах и в разных психологических мирах, уже абсолютно по-иному глядели на жизнь. Что теперь их объединит?

— Как теперь ты относишься к тому, что англичане в девятнадцатом веке пришли в Судан? Это плохо?

Собеседник поморщился, махнул рукой, как бы отметая прошлые огорчения.

— Сейчас нормально отношусь. Англичане строили у нас железные дороги, телеграф, открыли школы…

В самом начале английского фильма «Четыре пера» (2003 г.), посвященном подавлению национального движения в Судане в конце XIX века, есть титр, в котором сообщается, что в конце XIX века британские войска захватили каждый четвертый километр планеты.

«И после такой агрессивности Британия еще кому-то предъявляет претензии? — думала в это время Анна. — России подобное хамство и в голову прийти не могло. И если бы Среднюю Азию захватили британцы, на ее территории был бы вечный Афганистан: нищета, постоянные бойни, а на улицах — голодные дети и жалкие женщины в черных тряпках с головы до ног. Уж бритты не отказали бы им в религии, вкушайте ее, сколько хотите, только оставайтесь смирными идиотами».

— В нашей стране на уровне суданских улочек даже спор был тогда, не рано ли мы выгнали англичан? Некоторые люди говорили, что надо бы подождать еще лет двадцать, чтобы они побольше понастроили.