Шрифт:
В салоне оказались славяне всех национальностей и один немец у люка. С автоматом в руках.
Люди изумленно глядели в иллюминаторы и видели одно:
— Вода… вода… как много воды… Куда ж мы летим?
«Тяжелые потери транспортной авиации Германии и изменение характера войны выдвинули на первое место поставки в люфтваффе… Уже был подготовлен довольно большой задел для производства Ju252. Поэтому решили закончить 11 самолетов. Хотя они назывались Ju252A-l, при поставке в люфтваффе в конце 1942 г. они получили номера ферзух (V5-V15) и официально не числились в составе транспортной авиации. Легкость загрузки, большая вместимость, относительно высокие летные характеристики позволили использовать Ju252 для выполнения специальных заданий. Так Ju252-V5 (DF+BQ) вошел в состав эскадрильи четырехмоторных самолетов при ее формировании 2 января 1943 г., оказавшись единственным тримотором в ее составе. Эскадрилья довольно скоро была переименована в 290-ю воздушно — транспортную эскадрилью. Ju252 также действовали в так называемой группе Гартенфельда, забрасывавшей агентов в Северную Африку. В ней на момент переименования в I/KG200 еще числилось два самолета данного типа.
Эта группа действовала в составе центрального разведывательного департамента рейха.
Тактико-технические характеристики Ju252A-l: тип — многоцелевой транспортный самолет. Максимальная скорость — 435 км/ч. на высоте 5800 м. Крейсерская скорость — 385 км/ч на высоте 5800 м. Наивыгоднейшая скорость — 332 км/ч. Дальность полета: с максимальной нагрузкой — 4000 км с грузом 2 т — 6500 км» («Крылья Люфтваффе. Перевод Андрея Фирсова, 1993 г»).
Самолет летел уже много часов. Пленники гадали, когда же и где будет конец этого пути? Но вокруг лайнера по-прежнему была вода, очень много воды…
Около охранника сидел Василий Разумов. Немец все время молчал. Потом ему тоже надоел океан, и он проворчал самому себе под нос:
— О, майн гот, как же далеко эта проклятая Аргентина…
— Герр капитан, мы летим в Аргентину? — удивленно спросил Василий Разумов по-немецки.
Надсмотрщик удивился, что раб говорит по-немецки, но промолчал. Однако и среди агрессоров наступает минута, когда они не выдерживают бремени своего превосходства. И им иногда хочется быть просто людьми, потому уставший охранник снизошел до унтерменша и пробурчал:
— Не беспокойтесь, в вашей жизни уже ничего не изменится. Каменоломни есть везде. Вы и там будете служить интересам фатерланда.
— Германия проиграла войну, и вы перебираетесь в другую страну?
— Германия никогда не проиграет, а вот вы… — фашист надменно обвел взглядом пленников в салоне, — уже точно проиграли. Навсегда.
— Как понять?
Немец сконфуженно умолк.
— Мы будем и в Аргентине строить аэродромы?
Охранник молча потянулся к автомату.
Василий откинулся в кресле, на какое-то время закрыл глаза. Теперь он понял, что никогда больше не увидит любимую дочь Зину, не обнимет мать. И друзья, знакомые, братья никогда не узнают, где и как погиб он, старший лейтенант Советской Армии Разумов, в каких джунглях сгинул, где покоятся его кости.
«Не хочу быть рабом! — чуть ли не закричал он в своей душе. — Не хочу, чтоб опять выкручивали ноги, вырезали кожу, ежедневно убивали прикладом мою память. Не хочу ежедневно терять достоинство. Там, в Европе, еще была надежда на Победу, на Великую Победу, на возврат домой, а что выпадает нынче? Гнить до тех пор, пока не вобьют вниз лицом в болотную жижу сельвы? Как все это одолеть, как вернуться домой? В чем тут может быть победа над обстоятельствами?».
Заметив, что немец дремлет, Василий, изображая недержание, пошел в конец салона, в туалет, однако наклонился над тезкой Веревкиным и спешно шепнул:
— Летим в Аргентину, чтобы удирающим из Германии фашистам строить в джунглях дома, подземные бункеры. Возможно, будем работать в шахтах и подземельях. Потом нас все равно расстреляют. Тихонько расскажи об этом по цепочке другим, чтоб не услышал и не увидел наши перешептывания охранник. Надо спастись. Прямо сейчас. Это как Третий фронт, на котором мы нынче одни. Пусть не будет по-ихнему. А на этот раз — только по-нашему. Солдаты мы или нет? За счет наших костей устраивать им сказочную жизнь?. Это наше с тобой, Вася, последнее задание Родины… Чтоб не таскали на этом же самолете в джунгли других рабов.
В туалете Разумов оторвал от своей рубашки на спине клок ткани, возвращаясь, еще раз наклонился над тезкой и шепнул:
— Если кто-то из нас останется живым, должен рассказать семьям о том, что произошло сегодня над Атлантикой. Клянемся!.. Запомни адрес моих… И скажи остальным…
Разумов, беспечно присвистывая, вернулся на свое место, улыбнулся надсмотрщику и радостно произнес:
— Герр охранник, однако, в какую красивую страну мы летим!..
Тот молча любовался океаном. А Василий Веревкин в это время шептал о планах Разумова рядом сидящему украинцу, тот передал поляку, поляк — чеху, чех — сербу, серб — белорусу. И все вроде бы согласно кивали. Разумов же в это время повторял про себя адрес Веревкина. Оглянулся, спросил взглядом, друзья, вы готовы? После чего мгновенно схватил немца за горло, пленные в ту же секунду кинулись ему на помощь и сдавили фашиста так, что тот и не пикнул, быстро скрутили ему руки на спине, завязали оторванным от рубашки клоком.
Пленные вскочили, начали обниматься, громко и спешно повторять адреса своих соседей. И поневоле, как-то одновременно, запели Интернационал. Каждый на своем языке. И на лице вчерашних рабов катились слезы. Разумов же, взяв на себя функции командира, разбивал их в это время на группы.
— Земля! Вон уже земля! — увидели люди выплывающие побоку острова.
— Во имя спасения!
— Во имя нашей Победы!
— Пошли!.. Во имя жизни!
Василий еще раз оглянулся, кивнул Веревкину, мол, мы готовы, после чего первая группа выдавила люк самолета и… кинулась в океан. Холодная пучина безропотно принимала солдат всех славянских национальностей. Кто-то из них умер уже в воздухе от разрыва сердца, кто-то смертельно ушибся о волны, даже не погрузившись в придонные течения.
Местные рыбаки вначале с удивлением и тревогой наблюдали за летящими с неба кулями, потом взревели моторы их маломощных суденышек, взмахнули весла на стареньких лодках, чтобы как можно быстрее и ближе оказаться в точках чужой беды.
1952 год… Зинаида Разумова вернулась домой в Орджоникидзе из Ленинграда на свои первые студенческие каникулы. Опять, как и в детстве, походы в горы, вечерами — прогулки по сказочно теплому городу с подругами, счастливые шептания о любви. На 16 августа был куплен билет для возвращения в Ленинград.