— Потому что Хозяйка Попрушнеков не умеет проигрывать, — издевательски усмехнулся он ей в лицо. — Древний вампир ведет себя, как зарвавшаяся девчонка…

— Влад!..

Пощечина.

— Которая совсем потеряла голову от меня.

— От тебя?.. — низкий, неприятный смех. — Скажите, какое самомнение. Какие слова! От мальчишки, который был бы рад заключить меня в свои объятья, если бы не боялся их до смерти…если бы не был рабом своих глупейших принципов. Мальчишка…глупый, самоуверенный, самовлюбленный мальчишка…

— Если я не загоню тебя в гроб…

— …ты станешь моим!

— Черта с два, госпожа баронесса! Я загоню тебя в гроб! За ту охоту…

— …за то, что ты сходишь с ума по мне, и боишься это признать, глупец! Что ты дергаешься?.. Если бы я предложила тебе вечность…я же не предлагаю!

— Ты хочешь, чтобы я сам попросил тебя. Ты хочешь, чтобы я умолял…

— Это ты сказал, не я. Я не виновата, что ты мечтаешь умолять меня о вечности с тобой…

— Ты сумасшедшая… Избалованная аристократическая девочка…

— По крайней мере, хоть признал, что не шлюха, — хмыкнула Елизавета. И отстранилась.

— У тебя…у тебя волосы в грязи…пряди… — горло перехватило.

— Право?.. — насмешливая улыбка. — Спасибо, такое внимание…

— Да пошла ты к черту!

— Ты же хочешь их коснуться, признай…возьми, сотри грязь… Не будь сумасшедшим…

— Ты…меня…не околдуешь…нежить!

— Я и не пытаюсь, Влад. Такого твердолобого фанатика околдовывать бесполезно…да и зачем ты мне сдался?..

— О, госпожа баронесса, не врите! Вы же хотите, чтобы я приполз к вам, расстегнув ворот на шее, с рыданиями…это так польстит вашему тщеславию…вашей непобедимости…вашей неотразимости… Только поэтому я до сих пор жив! Но ваша надежда сыграет с вами злую шутку, госпожа баронесса! Я загоню вас в гроб.

— Если ты не сделаешь этого за неделю, несчастный, черт меня побери, если я не убью тебя! Карл уже злится…

— О! Как же! Всплыл обожаемый братик! Ради которого мы свернем шею самой любви… С чего бы он так забеспокоился о родовой чести?..

— Закрой рот, деревенщина!..

— Госпожа изволила вспомнить о разнице между нами…какая жалость! Я хорош для игр со смертью и пари, хорош, чтобы топтать меня конями…но я всего лишь деревенщина для благосклонного взгляда женщины!

— Неделя!..

Порыв ветра.

Он один в пустом подвале…

За скрипящей дверью — ночь…

Автобус мягко и стремительно скользил по узкому хайвэю горной дороги, и за его прозрачными стеклами проносились дикие и прекрасные места. Журчание экскурсовода действовало умиротворяюще, создавая фон мыслям, ненавязчиво развлекая, когда Лайнелл давал себе труд прислушаться к рассказу…

Конференция подходила к концу, как и культурная часть, и одной из достопримечательностей, предложенных гостям для осмотра, был выбранный им древний замок XIII века.

Такой загадочный и манящий на фотографиях…

До цели оставалось не так далеко, и вскоре мистеру Фоулну предстояло убедиться, не ошибся ли он в своем выборе.

Пейзаж за окнами уже волновал его, тревожил.

Но это была сладкая тревога, как перед встречей с давним другом. Учителя не покидало странное, щемящее сердце чувство d'ej`a vu…

Лес, пронизанный солнцем, звонкая дубрава, и редкие камни скал на склонах холмов, и тонкие вуали света, развешанные между деревьями, подобные драпри…

Где?..

Когда?..

Здесь, только здесь…

Когда?..

Ведь это было, это уже было!

Холмы, заросшие лесом, золотил рассеянный солнечный свет, прокрадывающийся сквозь мягкие кроны и пятнающий цветущие зеленые поляны теплыми проплешинами, и весь лес казался затянутым воздушными драпри нежнейшего шелка.