Влажный речной ветер далеко унесет слова песни. К ним прислушаются пловцы, подпоют юноши на байдарках, услышат девушки, гуляющие в саду, разросшемся по берегу реки.

— Павлик, Гена пришел, — негромко говорит мать.

И чудесная мечта обрывается.

В комнату входит Генка Соловьев, раскрасневшийся от жары. На нем белая, расстегнутая на груди рубашка, рыжая челочка беспорядочно прилипла к мокрому лбу.

Знает ли он все, что случилось с Павлом, или верит разговорам о том, что Павел тяжело болел после внезапной смерти друга? Но, как бы то ни было, он искренне жалеет товарища и каждый день вместе с другими бывшими одноклассниками Павла заходит к нему.

Генка ставит у двери коробку из-под ботинок, сверху повязанную марлей.

— Капитану прославленной волейбольной команды от его соратника — привет! — приподнято говорит он, вскидывая кверху руку и потрясая ею в воздухе.

Но улыбка не трогает губ Павла.

— Я же сказал — играть не буду. Выберите другого капитана, — говорит он.

Некоторое время Генка молчит. Он теперь часто не знает, о чем говорить с Павлом.

— Не хочешь — не надо, — соглашается Генка. — А вот что я тебе скажу…

Но Павлу неинтересно, что скажет товарищ. Ему хочется остаться одному и думать о том чудесном, несбыточном, что перебил Генка своим приходом. Поза Павла выжидательна. В глазах — нетерпение.

— Мы решили пойти сегодня с ночевкой в лес, за деревню Карасевку, — уже без прежнего подъема говорит Генка. — Палатку настоящую достали. Пойдешь?

Павел отрицательно качает головой.

— Павлик, пошел бы… — просяще говорит мать.

В другое время она не отпустила бы сына с ночевкой в лес. Но теперь она готова на все, лишь бы отвлечь его от горьких мыслей.

— Нет, не пойду, не хочется…

— А вот это тебе надо? — Генка снимает марлю с коробки, достает оттуда голубя и подходит с ним к Павлу. Голубь спокойно сидит на ладони мальчика.

Павел наклоняется над голубем, осторожно гладит пальцем блестящие перышки. Генка сажает голубя на его плечо.

— Возьми! — с легким вздохом сожаления говорит он.

Павел вопросительно смотрит на мать и видит, что она больше него рада этому маленькому белому голубю.

— Пусть живет! — Она с благодарностью смотрит на Генку.

Генка еще раз с надеждой спрашивает:

— А может, пойдешь?

— Не пойду.

— Ну и сиди один в духоте! — ворчливо говорит Генка, надевая светло-серую кепку. — Завтра не зайду, возвратимся поздно.

— Good-bye! До свидания!

— Ты, Гена, на него не обижайся! — шепчет в коридоре мать. — И не забывай его, заходи почаще.

— Да я не обижаюсь. Только ему и говорить-то с нами не хочется…

— Ничего, отойдет. Опять прежний будет, — успокаивает его мать Павла, а сама с грустью думает: «Отойдет — это верно, но будет ли прежним?»

Тут же, в полутемной прихожей, она опускается на стул, и горькие мысли охватывают ее. Вот уже много, много дней не видит она улыбки на лице сына. В глазах его такая же растерянность, как в первые дни после ухода отца.

Но уход отца Павлик перенес все-таки легче. Он был младше, у него были товарищи, лучший друг Тышка — и дружба помогла ему забыть незаслуженную обиду и несправедливость. А теперь все гораздо глубже: он потерял своего лучшего друга и считает себя виновным в этой утрате, поэтому он сторонится товарищей, все время терзается и казнит себя.

Трудно, очень трудно перенести в юном возрасте два таких удара, выдержать две такие потери…

Павел с голубем в руках подходит к матери. Он сажает птицу ей на колени и говорит срывающимся голосом:

— Посмотри, мама, какой он славный…

Она понимает, что сын хочет утешить ее, и заставляет себя улыбнуться.

— Павлик, а может быть, мы с тобой съездим на месяц к дедушке в деревню?

— Как хочешь, — равнодушно говорит Павел. — Мне все равно.

— Поедем, сынок! — радуется мать.

— Поедем… — соглашается Павел.

Он осторожно дотрагивается до ее толстых черных кос, уложенных вокруг головы. Мать почти до плеча ему, хрупкая, как подросток.

«Как это мог я прежде не слушаться ее, возражать, даже грубить ей? — с удивлением сам себя спрашивает Павел. — Этого никогда не случится больше».

— Знаешь что, мама?

— Что, сынок?

— Ты не сердись на меня, но я все же не могу поехать к дедушке.

— Почему, Павлик?

— А вдруг она меня позовет?