Шрифт:
На даче Художница работала, а мы с Бертой бездельничали и слонялись по участку. Я себя чувствовал там не слишком уютно, все-таки Бертина территория, не моя, а за пределами участка простиралось совсем чужое пространство, и я туда не отваживался даже сунуть нос, хотя прекрасно видел лазейки под забором. Один раз на забор вскочила большая полосатая кошка и приземлилась с нашей стороны, Берта подбежала к нарушительнице конвенции и высказала ей лаем все, что она об этом думает, но та не испугалась и сильно дала ей по носу. Недаром ее звали Тигрой! Тут же выскочила ее хозяйка, старушка с крючковатым носом и всклоченными волосами, и стала орать на нас всех. Но Художница не испугалась, она пыталась что-то сказать в ответ, однако ее не было слышно из-за воплей соседки и нашего с Бертой лая. Соседка — выяснилось, что ее звали Баба Яга, а еще иногда Елена Павловна, — забрала свою кошку, которая с ангельским видом спрыгнула с забора прямо ей на грудь, и ушла, пообещав, что она «будет жаловаться». Странные все-таки люди: ее кошка обидела Берту ни за что ни про что, да еще на нашей территории, а мы же и виноваты! У нас, собак, так не бывает, у нас всегда все по справедливости. Ну, почти всегда.
Были, конечно, у нас и развлечения. Как-то раз Маша со своей компанией устроила на даче пикник и взяла нас с Бертой. Пока люди разжигали костер, а я вертелся рядом и им помогал, Берта выкопала под забором большой лаз и выскочила наружу; я, увидев это, бросил игрушку и помчался за ней вдогонку. Мы неспешно трусили по улице, а люди почему-то разбегались перед нами кто куда; какой-то парень, говоривший по телефону, завидев нас, попятился задом и так задом и упал в канаву. Как приятно чувствовать, что ты большой зверь и тебя все уважают! Или боятся — из разговоров людей я понял, что это одно и то же. Но наш торжественный выход вскоре было прерван одним из Машиных ухажеров, самым приближенным к телу — потому что только таким Берта доверяла настолько, что позволяла пристегнуть себя к поводку. Он прибежал за нами и отвел обратно. Берте строго-настрого запретили покидать пределы участка. Выяснилось, что Баба Яга уже успела вызвать милицию и пожарную команду. Ну, милиция — еще туда-сюда, но зачем же пожарных? Вскоре пришел милиционер, в форме, несмотря на это, очень симпатичный, со мной поиграл. Участковый, называли его хозяева между собой. Даже Берта его признала, только слегка рыкнула — оказывается, она его давно знала. Под крики Бабы Яги «Спасите! Собаками людей травят!» Участковый посетовал, что не может накладывать штраф за ложный вызов, как пожарные, — потому что теперь, после того, как ее хорошенько оштрафовали, бабка вызывает пожарных не каждый раз, как увидит на нашем участке людей, а только через раз. А он таскается сюда чуть ли не каждый день — обязан реагировать на сигнал. Тут я немного не понял — когда Папа мне свистит, я к нему подбегаю, отвечаю на сигнал (Мама свистеть не умеет), значит, Баба Яга свистит Участковому? Мне за него стало обидно.
Что ж, злых людей, как я убедился, на свете немало, гораздо больше, чем злых собак. Но, как я потом выяснил, подслушивая разговоры старших, Баба Яга была не только злющей по натуре — она боролась за территорию. Домик Художницы принадлежал ее семье только наполовину, а во второй половине хозяйничала зловредная старушка. Оказывается, Баба Яга считала, что и еще одна комната в доме, и часть участка возле ее забора — ее собственность, только вот бумажки потерялись. У людей все непросто — вместо того, чтобы взять и пометить границы своей территории, как это делает каждая порядочная собака, они бегают с какими-то бумажками, суетятся и очень их ценят. Однажды Толстик украдкой пробрался в кабинет хозяина и попытался пометить какие-то листочки на его столе, на хорошей бумаге и с печатями, так его выдрали так, что даже он, ко всему привыкший, это попой почувствовал, а Берта потом его вылизывала.
На следующий день после пикника мы пришли на дачу работать с Художницей, и вдруг через Бертин подкоп на участок вбежала шавка — драная, лохматая, деревенская. Увидев нас с Бертой, она взвыла от ужаса и в панике бросилась обратно, а мы с Бертой, естественно, за ней, но были остановлены на всем скаку строгим окриком Художницы. Что ж, мы и так нагнали на псинку страху! А дабы другим нарушителям было неповадно нарушать нашу границу, Берта зарыла лаз. Долго над этим трудилась, и я ей помогал, разбрасывал землю задними лапами, правда, комки, кажется, падали все больше на наши спины. А Берта молодец, даже утрамбовала землю носом, и хозяйка ее похвалила за усердие.
Хорошее было время… Художница работала, а мы валялись у ее ног и охраняли ее от Бабы Яги и приблудных дворняг. Она вытаскивала здоровенный мольберт из домика, устанавливала, смешивала краски из тюбиков на плоской дощечке, называемой палитрой, и наносила их на холст. Зря, по-моему, смешивала, получались у нее некрасивые цветовые пятна. Люди считают, что у собак нет цветового зрения, но это не так! Прежде чем решать за нас, у собак бы спросили. Я подслушал как-то разговор Писательницы и Мамы, они обсуждали рассказ, написанный от имени колли, где собака якобы восхищается «платиновыми» волосами хозяйки и ее «изумрудными» глазами — и смеялись при этом! Согласен, мы, собаки, не знаем, что такое «платиновый» и «изумрудный», это ерунда какая-то, нет таких цветов в природе, так что, согласен, может, это и не собака писала. Но мы прекрасно различаем цвета, это у людей со зрением не все в порядке. Они, как это называется… вот, вспомнил: цветоаномалы (вот какие слова я знаю)! То есть они видят цвета, но совершенно неправильно, поэтому и получается у Художницы какая-то мазня. Нет, я не хочу ее обидеть, но нельзя же так искажать природные краски! И не только она одна так делает — слава богу, с такими культурными родителями, как у меня, я побывал в разных домах и даже на художественных выставках и поэтому твердо могу заявить: цвета на всех картинах, которые я видел, подобраны неправильно! Кстати, я вспомнил, почему Бертины какашки после берлинской лазури мне показались странными: они были цвета неба.
Эпоха чистого неба (голубого, как говорят люди) закончилась, начались дожди, и наши походы на ближнюю дачу прекратились — Художница не могла больше работать под открытым голубым небом. Да и я, признаться, не люблю, когда сверху капает, а снизу лужи, и Берта с Санни были того же мнения. Так что гуляли мы понемногу, все больше времени проводили в квартире. И тут никогда не было скучно. В основном потому, что кошачье-собачье население этого дома всегда находило себе развлечения, в которых и я принимал посильное участие. И самым главным развлечением, чреватым нешуточным риском, было ворваться в святое святых, в кабинет, где работала Художница. Естественно, тогда, когда ее там не было. Закрытую дверь Берта научилась открывать, наваливаясь на нее всем своим весом, а кошки умудрялись это делать, повисая на ручках. Художница грозилась повесить на дверь настоящий амбарный замок, но у нее все не доходили до этого руки.
На окне в кабинете стоял аквариум, и Толстик ловил там рыбу. Он часами мог сидеть, выжидая, когда глупая рыбешка подплывет к самой поверхности, и тогда следовал мгновенный бросок когтистой лапы — и через секунду рыбка уже трепыхалась у него в зубах. Он относил ее за диван и там съедал. Не понимаю, как можно есть сырую рыбу, вот вареная или жареная — это другое дело!
Толстик вообще по натуре охотник, вот ему бы на дачу — ни одной бы пташки не осталось! А так как он был невыездной, то есть невыходной, то и на птичек ему приходилось охотиться в четырех стенах. Иногда он пытался охотиться на голубей на балконе, наблюдая за ними сквозь оконное стекло и мечтая о каком-нибудь чуде, которое отдаст этих наглых птиц в его лапы. Но пару раз в открытые окна влетали ласточки и в панике метались по квартире, и тогда Толстик представал во всем своем великолепии: в высоком прыжке, точно рассчитанном, он хватал птаху прямо в полете! Хозяйка являлась тут же, чтобы отобрать жертву, но было уже поздно. Все-таки кровожадные эти кошки, в отличие от нас, собак!
В кабинет нам входить не позволялось вовсе не из-за аквариума, а потому, что Художница хранила здесь свои рисунки, картины, краски и кисти. До всего этого дотрагиваться было строжайше запрещено, но Толстик презирал все запреты — пробравшись туда тайком, он ходил по рисункам, а однажды на моих глазах даже напустил на них лужу (в этот день ранее он был выдран за воровство на кухне). На Художницу было страшно смотреть, так она расстроилась, поэтому мы, собаки, бросились ее утешать, я ее даже лизнул, что делаю редко — вот еще, такие телячьи нежности годятся только для девчонок! Берта, правда, хвостом опрокинула подрамник, но он был пустой, так что на это никто не обратил внимания. Нет, все-таки размер имеет значение — с ее габаритами она никуда не вписывается.