— Кто эта дама, что так бешено вертится с Ичаловым? — спросил он у стоявшего подле него знакомого.

— Как, вы не знаете Анны Дмитриевны Бобровой?

— Ах, это-то знаменитая Анна Дмитриевна Боброва? Что же в ней есть такого, что вы все от нее с ума сходите?

— Да чего же вам еще надо?

Петровский всматривался и внимательно следил за Ичаловым. Когда тот перестал танцевать и, тяжело дыша, утирал с лица пот, подошел к нему.

— С кем это вы отплясывали с таким азартом, что меня чуть с ног не сшибли?

— Ах, это я вас задел? Извините, пожалуйста. Я вальсировал с Бобровой.

— Кто она такая?

— Вы ее разве не знаете?

— В первый раз вижу.

— Хотите, я вас ей представлю?

— Для чего же это? Впрочем, пожалуй, представьте.

Ичалов представил Петровского Анне Дмитриевне и сидевшей подле нее матери.

— Вы редко посещаете общество? — спросила у него Анна Дмитриевна. — Вас нигде не видно. Вы, верно, не любите развлечений?

— Нет, я люблю развлечения, когда они действительно развлекают.

— Наши вечера и собрания, значит, не развлекают вас?

— Очень мало.

— Вы, вероятно, требуете от них больше, чем они дать могут?

— По крайней мере, я не требую от них того, что они дают.

Разговор прервался. Анна Дмитриевна ожидала более любезности от представленного ей кавалера, невнимательность его ее немного ужалила.

— Да, мы, провинциалы, вообще очень скучны, — сказала она, очевидно напрашиваясь на комплимент. Петровский промолчал. Боброву пригласил кто-то танцевать, и разговор окончился. В конце вечера, проходя со своим кавалером мимо Петровского. Анна Дмитриевна спросила у него:

— Вы разве вовсе не танцуете?

— Сегодня я танцевать не буду.

На другой день Боброва спросила у приехавшего к ним с визитом Ичалова:

— Кого это вы мне вчера представили? Он, кажется, знает себе цену, но только нас всех ценит уж слишком дешево.

Когда Ичалов уезжал, Боброва ему сказала:

— Привезите к нам когда-нибудь с собою Петровского: я хочу посмотреть, всегда ли он бывает таким индийским петухом, каким был на балу. — Потом она прибавила: — Не откладывайте в долгий ящик.

Через несколько дней Петровский явился к Бобровым. Он беседовал преимущественно с матерью и был с нею очень любезен. Старания Анны Дмитриевны обратить на себя его внимание оставались безуспешными: Петровский отвечал на ее вопросы отрывистыми и сухими фразами. К концу визита щечки Анны Дмитриевны как будто раскраснелись, и глаза приняли особенное выражение: она явно волновалась.

При последующих посещениях Петровский держался прежней тактики: был всегда изысканно вежлив с матерью и невнимателен к тем авансам, которые делала дочь.

Так прошло несколько времени. Анна Дмитриевна, видимо, сделалась не совсем спокойной. В те минуты, когда Бобровы ожидали к себе Петровского, она становилась нетерпеливой: часто подходила к окну, торопила лакеев отворять двери, когда раздавался наружный звонок, становилась угрюмой, если Петровский манкировал своим визитом.

Однажды, прождавши его напрасно, она ушла в свою комнату и прислала сказать, что не выйдет к обеду, потому что чувствует себя нездоровой.

— Что с тобой, Анюта? — спросила мать, войдя к ней в комнату.

— Ничего, болит голова.

— У тебя есть что-то на сердце, Анюта, ты от меня скрываешь, ты неравнодушна в Петровскому.

— Какой вздор! — и глаза Анны Дмитриевны покрылись влагой, дыхание сделалось прерывистым. Она легла на постель и уперлась лицом в подушку. Услыхав, что она плачет, мать грустно покачала головой и вышла из комнаты.

Чем же Петровский мог понравиться Анне Дмитриевне? Наружность его была самая обыкновенная, из тех, что ежедневно встречаются дюжинами. Высокий, коренастый, с грубым лицом и неправильными чертами. Его образование было далеко не такое, которое могло бы обратить на себя внимание, замашки его были семинарские. Может быть, он был дельным чиновником, но дамы, с которыми он познакомился у Бобровых, разбирая его по косточкам, справедливо замечали, что всякий служащий обязан быть хорошим чиновником: за это ему и жалование платится.

Почему же молодая девушка, всеми пренебрегавшая, для всех неприступная, упивавшаяся до сих пор только своими успехами в свете, предпочла его другим?

Петровский со сметкою делового человека подметил слабую струну красавицы и энергично, всей силой, ударил по этой струнке. Он видел, что непомерно развившееся тщеславие подавляет в Анне Дмитриевне все другие чувства, и с самообладанием, которое свойственно подобным натурам, поставил себе задачей раздразнить ее самолюбие холодностью и на этом построить свое здание.