Но мальчики не двинулись с места и как будто чего-то не понимали.

— Ну, — нетерпеливо сказал Петр Петрович, — сесть-то хоть дайте. Живете ведь у черта на рогах.

Райкин пододвинул ему стул и растерянно взглянул на товарища. Тот погрозил ему незаметно кулаком, а сам постарался выдавить улыбку, что было ему нетрудно, так как он улыбался всегда, и сказал:

— Это мы от радости, Петр Петрович. Соскучились очень, а когда повидали бы, не знали. И не ждали мы, что сами придете к нам.

— Один день не видали, а уже соскучились? — усмехнулся Петр Петрович.

Мальчики снова смущенно переглянулись и промолчали.

— Ну, что на службе было? — усевшись, спросил Петр Петрович.

— Да, что ж, — тихо ответил Геранин. — Ничего не было особенного. Как всегда.

— Попало вам от Анатолия Палыча?

— За что? — удивился Геранин.

— Ну, как обычно. За суету вашу.

— Да нет, что же, — не понимая шутки и отчего-то поеживаясь, ответил Геранин. — Как всегда.

— Что вы скучные какие?

Мальчики промолчали. Петр Петрович вздохнул и уже равнодушно спросил:

— Ну, а остальные как?

Мальчики словно боялись чего-то, боялись, может быть, невпопад ответить, не понять вопроса или сказать не то, что нужно. На этот раз ответил Райкин:

— И все то же… ничего…

— Что вы на меня так смотрите, будто я вас съесть пришел? — недовольно спросил Петр Петрович.

Мальчики, так и не присевшие, испуганно посмотрели на него и опустили глаза. Потом Райкин робко выговорил, покраснев и запинаясь:

— Мы думали… вы уедете, Петр Петрович.

— Уеду? Зачем уеду?

— Отдохнуть, — упавшим голосом ответил Райкин, словно проговорился о том, что надо было скрывать.

— Я дома лучше отдохну, — сказал Петр Петрович. — Я думаю, весь этот отдых мне вообще ни к чему. Я бы лучше по-прежнему ходил на службу.

— Ах, нет, — горячо сказал вдруг Геранин, — вам обязательно отдохнуть надо! Столько трудились, работали…

Петр Петрович не слушал его. Он что-то вспомнил и неожиданно сказал:

— Да, вы ведь тоже за меня заплатили. Небось денег-то нет у вас. Вот я дома взял. Сколько выложили, говорите.

Мальчики так сконфузились, что Райкин даже закрыл лицо рукой. Геранин попытался сказать:

— Нет, мы не… это… мы не…

— Ну, что врешь, — спокойно остановил его Петр Петрович. — Я ведь видел. Только не знаю, сколько вы дали.

— Пять рублей, — чуть ли не со слезами на глазах выговорил Геранин.

— Вместе?

Геранин кивнул. Он не мог уже больше открыть рот.

— Ну, вот вам, — сказал Петр Петрович и положил пять рублей на стол. — Спасибо, мальчики. Я ведь знал, что у вас денег нет. И зачем вы выложили, я не понимаю. Черкас — мой знакомый, чего вам за него отвечать?

— Мы не за него, — прошептал Геранин, — мы за вас.

— За меня? — удивился Петр Петрович, — Так ведь я ему дал, а не себе взял. Ну, ладно, это уже прошло. Остальным придется подождать, нету сейчас у меня. Не разорятся, наверно.

— Возьмите, Петр Петрович, — сказал Райкин, не глядя ни на кого и указывая на лежавшие на столе деньги. — Вам нужно. Мы обойдемся. Возьмите!

— Чудаки, — усмехнулся Петр Петрович, — если б не было у меня, я б вам не принес. У Черкаса, наверно, денег больше, чем у вас. Ну, расскажите мне что-нибудь.

— Да нечего рассказать-то, — робко ответил Райкин.

— Тогда на мандолине сыграй, — попросил Петр Петрович. — Я слышал, как ты тут наигрывал. Ну-ка!

Райкин взял мандолину, сел и стал играть. Геранин отошел в сторону, не то не желая мешать, не то боясь, что Петр Петрович с ним заговорит. Райкин играл что-то очень печальное, Петр Петрович полуслушал, полузабылся. Ему стало очень грустно, беспричинно грустно. Он глядел в окно, небо было сегодня прозрачное, очень тихое, низко кружили ласточки. Вдали виднелась узкая каемочка леса и в стороне — голубой купол с золотым крестом. Петр Петрович вспомнил, что тут где-то должно быть кладбище, и подумал, что оттого, верно, все так тихо, кругом и печально. Он тяжело вздохнул и вздрогнул, потому что слеза упала на его щеку.

— Райкин, Райкин! — зашептал Геранин, вытягивая губы и показывая головою на гостя. — Что ты играешь, дура!

— А? — словно очнулся Петр Петрович. — Нет, ничего, пусть играет.

— Да нет же, разве можно, — решительно заявил вдруг Геранин. — Веселое надо играть, а это что. Ну-ка, Райкин!

Он схватил свою гармонь, и оба заиграли плясовую. Петр Петрович усмехнулся. Этот же мотив они играли у него на именинах, и под него танцевал Черкас. Веселее от этого Петру Петровичу не стало. Он встал, они оборвали игру и посмотрели на него.