– Почему ты никому об этом не рассказала?
– спрашивает она.

— Я не хочу признаваться в какой-либо слабости, — говорю я. — И я не хочу, чтобы Четыре знал, что я работала с его отцом. Я знаю, что это не понравится ему, — я чувствую, как иные слова просятся наружу, они были вызваны сывороткой правды.
– Я рассказала вам правду о нашем городе и о причинах нашего прибывания. Если вы не благодарите меня за это, то, в конце концов, сделайте что-нибудь, вместо того, чтобы сидеть здесь, в беспорядке, который устроили, представляя, будто это - трон!

Насмешливая улыбка Эвелин изгибается так, будто она съела нечто неприятное. Она приближается к моему лицу, и я впервые вижу сколько ей лет.

Я замечаю морщины вокруг её глаз и рта, нездоровую бледность, которая досталась ей за годы недоедания. Тем не менее, она привлекательна, как и её сын. Близость истощения не смогла забрать это.

– Я делаю кое-что. Я создаю новый мир, - произносит она, её голос становиться таким тихим, что я едва слышу. — Я была Отреченной. Я знаю намного больше, чем ты, Беатрис Приор. Я не знаю, как тебе это сойдет с рук, но я обещаю тебе, что ты не будешь иметь места в моём новом мире, в особенности рядом с моим сыном.

Я слегка улыбаюсь. Я не должна, но под действием той тяжести, что бежит по моим венам, жесты и эмоции сдерживать труднее, чем слова. Она верит, что Тобиас принадлежит ей. Она не знает правды, не знает, что он принадлежит самому себе.

Эвелин выпрямилась и скрестила руки на груди. — Сыворотка правды показала, что ты может быть и дурочка, но ты точно не предатель. Ты можешь идти.

— А что насчет моих друзей? — спрашиваю я вяло. — Кристина, Кара. Они не делали ничего плохого. — Скоро мы поговорим с ними, — отвечает Эвелин Я стою, хотя чувствую слабость и головокружение после сыворотки. Комната полна людей, стоящих плечом к плечу, и я не могу найти выход пару долгих секунд, пока кто-то не берёт меня за руку, парень с тёмной кожей и дикой улыбкой - Юрайа. Он доводит меня до двери. Все начинают разговаривать.

Юрай ведет меня по коридору к лифту. Дверь лифта открывается сразу, как только он касается кнопки и я следую за ним, я по-прежнему плохо держусь на ногах. Когда двери закрываются, я говорю. — Как думаешь, рассказ о беспорядке и о троне было слишком?

– Нет. Она ожидала, что ты будешь импульсивной. Она могла бы заподозрить что-нибудь, если бы ты вела себя иначе.

Я чувствую, как всё внутри меня вибрирует энергией, в ожидании того, что значит достичь чего-то. Я свободна. Мы намерены найти выход из города. Больше никакого ожидания, расхаживания перед камерой, попыток получить ответы, которые я всё равно не узнаю от охранников.

Этим утром они сказали мне пару слов о новых приказах афракционеров. Прежние члены фракций должны держаться ближе к штабу Эрудиции и смешиваться в своеобразные фракции, не более четырёх человек в каждом жилище.

Мы также должны меняться одеждой. В результате указа я получила жёлтую рубашку Дружелюбных и чёрные штаны Искренних.

– Хорошо, пойдём этим путём...
– Юрайа выводит меня из лифта. Этаж штаба Эрудиции полностью сделан из стекла, даже стены. Солнечный свет преломляется через него и отливает радугой этаж.

Я прикрываю глаза одной рукой и следую за Юрайа в длинную узкую комнату с кроватями, стоящими по обе стороны. Напротив каждой кровати есть стеклянный кабинет для одежды и книг, маленький стол.

– Меня приняли в спальню Эрудитов, - говорит Юрайа.
– Я уже занял кровати для Кристины и Кары.

На кровати, рядом с дверью сидят три девушки в красных рубашках - Дружелюбные, полагаю - с левой стороны комнаты более взрослая женщина лежит на одной из кроватей, её очки свисают с одного уха, она, возможно, одна из Эрудитов. Я знаю, что должна перестать определять к какой фракции принадлежит человек, видя его, но от старой привычки трудно отказаться.

Юрайа плюхается на одну из кроватей в дальнем углу. Я сажусь на другую кровать рядом с его, наконец довольная тем, что я свободна.

— Зик говорит, что иногда требуется немного времени, чтобы Афракционеры смогли снять обвинения,— говорит Юрайя.

На миг я чувствую облегчение - сегодня все, о ком я заботилась выйдут из тюрьмы. Но потом я вспоминаю, что Калеб остаётся здесь, ведь он известный лакей Джанин Мэтьюс, и афракционеры никогда не отпустят его.

Но я не знаю, как далеко они зайдут, уничтожая след Джанин Мэтьюс, оставшийся в этом городе.

"Меня это не волнует", - думаю я, но знаю, что это ложь. Он по прежнему мой брат.

– Хорошо, - произношу я.
– Спасибо, Юрайа.

Он кивает и прислоняется головой к стене.

– Как ты?- я сказал.

– Я имею ввиду...Линн.

Юрай дружил с Марлен и Линн с тех пор, как я знала их, и теперь они обе мертвы. Я чувствую, что я могла бы понять , после всего, Я потеряла двух друзей тоже, Ал под давление посвящения и моделирования, моих собственных опрометчивых поступков. Я не хочу притворяться и говорить, что наши страдания - одно и то же. С одной стороны, Юрайа знал свои друзей лучше, чем я.