Мы вернулись к расселине, когда уже стало темнеть. Сидели на камнях и смотрели вниз. Устало похихикивал Колючка. «Ворон» лежал перед нами.

Он был мертв. На первый, во всяком случае, взгляд. Но с темнотой корабль оживится. Не знаю как, но с наступлением темноты «Ворон» проснется. Так я думал.

— Что теперь будет? — нервно спросила Груша.

— Залезем на скалу, — предложил Барков.

— Один тут уже залез… — буркнула Груша. — Залез, да не слез.

— Скала самая высокая здесь.

— Он прав, — согласился я. — Нам не следует внизу оставаться, надо повыше, как можно выше.

— А потом? — без злобы осведомилась Груша. — Потом что? Твой брат залез повыше — и… Дурацкая планета!

— «Ворон» — проклятый корабль, — вздохнул Барков. И повторил: — Проклятый.

— А может… — Груша поморщилась, — может, все-таки… не корабль? Возможно, тут что-то с ядром, периодически происходят мощные магнитные выбросы, примерно как солнечные протуберанцы. А? Возможно, аномалия ядра как раз под нами? И первый, и второй корабли попали в магнитный шлейф планеты, потеряли управление и совершили аварийную посадку. Разбились, одним словом. И «Ворон» тут ни при чем?

— Да, — кивнул я, — ни при чем… А как быть с домом?

— С каким домом? Ах, с тем самым… Так тоже магнитные выбросы. Воздействие на мозг. Я же говорю — все могло привидеться.

— Обоим? — едко поинтересовался Барков.

— Обоим. У вас восторженное мировосприятие. Одинаковое. Резонансная энергетика. Вот вам и пригрезилось.

Говорила Груша неубедительно. Ребенок, который идет со свечкой через темноту, тоже твердит: «Чудовищ не бывает, чудовищ не бывает, чудовищ не бывает…» Убеждает себя, что чудовищ нет.

И их нет. В девяноста девяти процентах случаев.

Резонансная энергетика…

— Дай часы, — сказал Барков.

— Что?

— Часы дай!

Груша хмыкнула, сняла с пояса часы и протянула их Баркову. Он принялся разглядывать заднюю крышку. Обнаружил замочек, подцепил его ногтем, крышка откинулась.

В часах не было механизма. Там была пара каких-то шестеренок, и все.

— И что? — растерянно спросила Груша. — Муляж часов? Почему их тогда сюда отправили? Да еще в контейнере?

— Потому, — хмыкнул Барков.

Он осторожно закрыл крышку и так же осторожно вернул их Груше со словами:

— Будем надеяться, что все обойдется.

И Барков пошагал к скале. Колючка за ним. Мы остались вдвоем с Грушей. У нас было несколько минут. Кругом тихо и почему-то очень спокойно. Странное ощущение. Наверное, от усталости. Такое тупое и слегка безразличное состояние, непонятно почему счастливое.

— Он нас дурит, — шепотом сказала Груша. — Барков нас обманывает. И еще кролик… Тебе он не кажется несколько ненормальным?

— Глупый вопрос. Кажется ли мне ненормальным двухметровый кролик-кенгуру с шипами на спине? Да. Но не более, чем дом-людоед. Впрочем, в дом ты не веришь…

— А ты не думаешь, что он как бы свинчен? То есть собран? Как конструктор?

Я хотел сказать, что именно так мне и показалось в первый раз, едва я только его увидел. Но сказал другое:

— Просто инопланетный зверь. Ты сама говорила, он водорослями питается…

— Он вообще не питается. Роботу не нужно питание.

— Что?!

— Колючка — робот, — заявила Груша. — Не животное, а робот. Сразу же видно. Ни в одном животном не могут сочетаться такие несочетаемые детали. Тут явно биомеханика, я не сомневаюсь. Но я недавно поняла, раньше была слишком отвлечена. Знаешь, ты тогда отошел, а у него глаз выскочил, правый. Выскочил и повис на прозрачной веревочке. А Барков глаз назад вставил, вернул на место. Меня он не видел. Колючка — робот.

— Да нет…

— Он ведь даже не дышит!

Хм, а Груша наблюдательная. Мне вот в голову не пришло посмотреть — дышит странный зверь или нет.

— И что? — спросил я.

— А то. Ты же знаешь, я животных люблю. Я их всей душой люблю, даже вредных. А Колючку не люблю. Ничего не могу с собой поделать — не люблю и все.

Я промолчал. Нет, биомеханика запрещена. Но кто будет проверять всяких энтузиастов, которые с паяльниками по подвалам сидят и разных уродов стряпают? Колючка вполне мог быть роботом.

— Какая теперь разница, — тяжело вздохнул я.

— А вдруг и правда? — искорка страха проскочила в глазах Груши. Или даже паники.