— Спасибо, все в порядке, это мой приятель.

Николай подошел к терпеливо курившему в сторонке Дюне:

— Ну что, генерал, у ФСБ не нашлось более подходящего объекта для слежки, чем скромный редактор телевидения?.. Что ж ты, одноклассничек, мы же договорились, что дело это приватное?..

— Узнаю брата Колю! Ты чего, дружок, и вправду такой наивный?.. Рядом с тобой крутится один из самых разыскиваемых в мире террористов, а я, по-твоему, не должен обращать на это внимания? — Он не дал Николаю возразить. — Ладно, все, проехали. Есть у нас более важное дело, чем бакланить по поводу оторванного у ящерицы хвоста. Пока ругаемся — новый вырастет. Давай лучше обсудим планы на… — Он взглянул на часы. — Уже на сегодня.

Николай кратко поделился соображениями. Дюня, внимательно слушавший, подытожил:

— Деньги не нужны. Я из наших спецзапасов добыл тебе «куклу» с секретом. По виду — очень симпатичный «дипломат», набитый «зеленью», но с фокусом — что к чему, объясню на месте. Да и выехать пораньше не мешает — рекогносцировкой придется заниматься в условиях, приближенных к боевым, я прав? Так что давай — до шести утра. Трофеи, — он тряхнул сумкой, глухо звякнул металл, — я захвачу с собой. Не хватало еще, чтобы тебя менты с оружием зацепили…

Анна, ждущая Николая в машине, с ходу заявила:

— Я еду с тобой.

— Куда? — не сразу понял он, а сообразив, только тяжело вздохнул: — Анька, там ты будешь только мешать, потому что мне придется думать еще и о твоей безопасности. Извини, но я тебя не возьму.

Он старался говорить как можно мягче и спокойнее, но Анна все-таки надулась и на обратном пути все время молчала. Николай вернул ей «уплывшие» от Якова Ароновича две тысячи долларов и добавил, что необходимость снимать деньги с карточки отпала.

Довез ее до парадной все такую же надутую и молчаливую.

— Не обижайся, хорошо? — попросил он. — Как только что-то прояснится — я тебе сразу позвоню.

Анька поцеловала его в щеку.

— Знаешь, — сказала она, — у меня предчувствие, что все будет хорошо.

Добравшись до квартиры, она выглянула в окно и неумело перекрестила отъезжающую «девятку». Потом, упрямо сжав губы, набрала номер телефона Стасиса.

Пусть Николай старше, умнее и обычно оказывается прав, но у нее сейчас собственная правда и свои счеты.

Мрачным и промозглым осенним вечером в пустынной аллее парка в Сокольниках остановился автомобиль «Рено». Из пассажирского салона откинули специальное окошко, медной окантовкой напоминающее корабельный иллюминатор, и сиплый мужской голос с выраженным латышским акцентом поинтересовался:

— Ну что там, Кузьмичев?

Шофер спрыгнул с высокого сиденья открытой кабины, чертыхнулся и доложил:

— Бензопровод опять засорился, язви его в душу…

— Сколько стоять будем?

— Да ремонт небольшой. Минут за десять, товарищ Дукис, управлюсь.

С лязгом открылась дверь. Из машины неловко вылез невысокий, щуплый, круглыми очками в железной оправе напоминавший школьного учителя арифметики, начальник внутренней лубянской тюрьмы ОГПУ Карл Дукис. Заглянув в салон, он сухо предложил:

— «Семьдесят третий», можете пока совершить прогулку, — и отошел к водителю, копавшемуся в моторе при свете фонаря «летучая мышь».

Под номером 73 в тайном списке узников Лубянской тюрьмы значился британский подданный Сидней Рейли. Об этом знало не более десятка сотрудников ОГПУ. Такая секретность вызвана тем, что еще продолжалась хитроумная операция чекистской контрразведки «Трест». Уже схвачен заманенный в Советскую Россию неудавшийся диктатор Борис Савинков, но по-прежнему по всей Европе агенты-нелегалы проникали в русские эмигрантские общества, чтобы разрушать их изнутри, уничтожая наиболее талантливых вождей антибольшевистского движения.

В капкан, расставленный ОГПУ, попался и Рейли. Чтобы скрыть его арест, даже инсценировали перестрелку у приграничной деревеньки Майнила, где при попытке перейти советско-финскую границу он якобы погиб.

После разрешения Дукиса из салона бодро выскочил коренастый широкоскулый крепыш — старший уполномоченный КРО ОГПУ Григорий Сыроежкин. Несмотря на относительную молодость — 25 лет — он являлся одной из ключевых фигур операции «Трест».

Сыроежкин привычно оправил ладно пригнанную по фигуре шинельку, полюбовался начищенными до зеркального блеска щегольскими хромовыми сапогами. Потом извлек из кармана серебряный портсигар с княжеской монограммой и, закурив, предложил папироску неторопливо и уверенно ступившему на мокрый песок аллеи пятидесятилетнему, но еще весьма физически крепкому брюнету с высокомерным выражением смуглого лица.