Шрифт:
А следующее утро началось золотыми бликами солнца на сосновом полу и воркованием голубей в голубятне под крышей. А потом уж все шло, как в сказке.
Франек показал им гнездышко в кустах. Они ловили рыбу удочкой. Не поймали, правда, ничего, но и просто сидеть на берегу реки было чудесно. Все, впрочем, было чудесно: белая ветреница в лесном мху, и подснежники над ручьем, и барашки на вербах, выпускавших уже листочки, и этот настоящий, «всамделишный» аист, сидевший на гнезде над гумном Калиновских.
— Так вы уже не вернетесь в город? — спросила Зося сына Калиновской, зная, что он ездил куда-то в далекие страны и работал в городе.
— Нет. Купил я себе хозяйство, привез мать. Зачем мне в город? Я всегда был крестьянином, и крестьянином мне лучше всего быть. Ох, как тоскует человек в городе по деревне, так тоскует, что беда! А уж нас, Калиновских, страшно тянет к земле.
Зося не удивлялась. Так хорошо было в деревне!
Быстро проходили дни. Адась загорел на весеннем солнце, порозовел. Он пас коров с деревенскими ребятами, научился деревенским песенкам. Хорошо ему было здесь!
Глава XIV
В О З В Р А Щ Е Н И Е
Зося и Адась вернулись из деревни.
— Ой, посмотри, Зося, какой двор! Прежде он мне казался совсем другим.
— Прежде… Прежде мы ведь не знали, как хорошо в деревне.
Действительно, двор был серый и унылый. В лучах весеннего солнца он казался еще более грязным и печальным, чем был на самом деле. Облупившиеся стены выглядели словно источенные червями. Еще сильнее чувствовался кухонный запах, долетавший из раскрытых на площадки дверей. Они вошли в темные сени. На них пахнуло сыростью и холодом.
Молча поднимались они наверх по скрипучим ступенькам. Анки еще не было дома. Им открыл обрадованный Игнась.
— Уже приехали! Почему же вы не написали? Я вышел бы на вокзал.
— Мы хотели устроить вам сюрприз, — ответила Зося, озираясь кругом, словно очутилась здесь в первый раз.
— Как тут все изменилось! — с удивлением заметил Адась.
Но на самом деле ничто не изменилось. Это была та же самая маленькая, тесная комнатка на чердаке, в которой они жили столько лет. Небольшое окошко, выходившее во двор, пропускало мало света.
Пол местами немного подгнил. Стены были грязные, в пятнах.
— Как здесь грустно! — сказала Зося.
Да, теперь все им тут казалось печальным. Ведь они увидали, что может быть иначе: что может теплый ветерок веять над зеленеющими полями, что может журчать и шуметь светлая вода реки, что в садике под окнами могут пробиваться из земли красные побеги пионов и листки ноготков, что в избе может пахнуть свежим хлебом и на белых, чистых стенах могут висеть картины.
— Ух, какие важные господа нашлись! — смеялся над ними Игнась. — Уехали на три недели, и уже им все не нравится.
— Совсем нет, Игнась, — объяснила ему Зося. — Только мы отвыкли — там все совсем по-другому.
— Ну, потом расскажете обо всем. Сейчас я вам приготовлю чай. Вы, наверно, проголодались. Сбегаю за хлебом, дома ничего нет.
— Не надо ходить. Мы привезли всякой всячины от Калиновских.
Зося развязала узелок и положила на стол круглый каравай черного хлеба, белый творожный сыр, фаянсовый горшочек, полный желтого масла, и пирог, последний праздничный пирог, который бабушка Калиновская припрятала на дорогу детям.
— А там что еще у тебя?
— Это для Анки! Бабушка Калиновская сама ткала. Это покрывало на кровать, а можно и на стол. Оно льняное.
Игнася не очень заинтересовала красивая ткань.
Его больше занимал хлеб, огромный ломоть которого он отрезал себе и намазал свежим маслом.
— Шикарно! Так это вы там все время объедались такими прелестями?
Зосе стало стыдно. В самом деле, все это время брат сидел здесь, в городе, и, наверное, тут были те же вечные нехватки и заботы, что и всегда.
— На каникулы ты должен туда съездить. Бабушка Калиновская сказала, что всегда будет рада, если кто-нибудь из нас приедет.
— Ну, до каникул далеко! Может, мне удастся попасть в школьный лагерь.
На минуту они замолчали, закусывая хлебом с маслом и сыром. Но Зося все осматривалась вокруг, и какая-то мысль не давала ей усидеть спокойно.
— Ты не смейся, Игнась, но тут действительно нехорошо. Может быть, можно было бы это как-нибудь получше устроить?
— Ну, что ты устроишь? Переедешь во дворец?