— То-то ночью ты металась и стонала, — отозвался Михаил Юрьевич, отложив вчерашнюю газету, так как за неимением времени просматривал прессу перед уходом на работу. — Я уж хотел было тебя разбудить, но все, видно, прошло, и ты успокоилась. Какой-нибудь очередной кошмар?

— Видела Оленьку как наяву! Она погибала, взывала о помощи, а я не смогла спасти, — всхлипывая, рассказала Светлана Ивановна. — Мы купались с ней где-то в теплом море, и ее схватил огромный спрут! Представляешь этот ужас?

— Конечно, представляю, но нельзя же, Светочка, относиться к этому всерьез, — мягко ответил ее муж. — И тем более проливать слезы! Это же только сон!

— Нет! Я верю снам, — горячо возразила Светлана Ивановна. — Спрут утаскивал ее в глубину, Оленька протягивала ко мне свои ручонки, а меня словно парализовало. Так и не смогла прийти к ней на выручку! — горестно произнесла она, опустив голову. — Бог хочет отнять ее у нас, Миша!

— Не сходи с ума! Неужели не понимаешь, что все эти ужасы тебе снятся на нервной почве, отражая твое беспокойство за судьбу Оленьки? — резче, чем обычно, урезонивал ее муж. — Ведь мы ничего о ней толком не знаем! — добавил раздраженно, сознавая бесплодность своих усилий. — Но из того, что известно, следует, будто наша дочь находится в хороших условиях. Зачем же думать о худшем?

Лучше бы он промолчал! Его слова и, главное, тон вызвали новую боль в истерзанной неизвестностью душе матери, и Светлана Ивановна обиженно возразила:

— Так что, может, мне по этому поводу радоваться? Откуда ты знаешь, каково сейчас Оленьке и не попала ли она в беду. Рано же ты успокоился, Миша! — бросила мужу горький упрек. — Не ожидала я этого от тебя! — И опустив голову на руки, бурно разрыдалась.

Михаил Юрьевич беззаветно любил жену и первым порывом у него было броситься к ней и утешить, но, ощутив в своем сердце глубокую обиду, остался на месте.

— И я не ожидал от тебя такого упрека, — глухо произнес он, стараясь не поддаваться гневу. — Неужто не видишь, что я делаю все возможное и невозможное, чтобы поскорее найти нашу дочь? Ты как мать, возможно, глубже переживаешь, но это не дает тебе права несправедливо укорять и закатывать мне истерики!

— Тебе не по душе истерики? Но я угожу в психушку, вот увидишь! — сквозь слезы пригрозила ему Светлана Ивановна, которая от безутешного горя уже плохо соображала. — Что толку от твоих слов, что много делаешь, когда не видно никакого результата?

Это было уже слишком! В душе Михаила Юрьевича все кипело от обиды и возмущения. Сами собой на язык наворачивались слова, призванные вразумить жену и защитить свое достоинство, восстановив справедливость. Но он был сильным человеком и сумел взять себя в руки, понимая, что в таком состоянии, в каком она находится сейчас, к добру это не приведет.

Резко отодвинув от себя недоеденный завтрак и не став пить кофе, он молча поднялся и, схватив по пути кейс, вышел из квартиры.

Глубоко переживая в душе первую в жизни ссору с горячо любимой женой, Михаил Юрьевич прибыл в свой офис, привычно сел за письменный стол, но работать не смог. Все его мысли были направлены на то, как поскорее с ней помириться, не роняя при этом своего достоинства. Он по-прежнему испытывал обиду от несправедливых упреков, но она уже отошла на задний план из-за беспокойства о здоровье супруги.

«Нет, словами Свете сейчас не поможешь, — основательно подумав, пришел он к резонному выводу. — Утешить ее может только хоть какой-нибудь результат в поисках Оленьки. До этого незачем с ней говорить. Надо выдержать паузу!»

Вызвав секретаря, Михаил Юрьевич попросил разыскать и направить к нему Сальникова, с которым с утра не мог связаться по мобильному, и уже собирался разобрать накопившиеся деловые бумаги, как ему позвонил Петр.

— Ты откуда говоришь? — обрадовался он. — Если сможешь, приезжай сюда! — попросил сына. — Нам с тобой надо поговорить о матери. Ее состояние внушает мне тревогу.

— А я как раз к тебе собирался, папа. Звоню с дороги, — оживленно произнес Петр. — Мне тоже надо с тобой посоветоваться. Тут появилась зацепка в розыске Оленьки.

— Хоть бы что-нибудь удалось узнать! Твоя мама совсем извелась, — посетовал Михаил Юрьевич. — Я жду Виктора Сальникова, и мы все вместе подумаем, как сдвинуть наши поиски с мертвой точки.

Петр только вошел и уселся рядом с отцом в глубокое кожаное кресло, как дверь открылась, и в кабинет влетел запыхавшийся Сальников. Благодаря более совершенному протезу он почти не хромал.

— Прости, Миша! Не знал, что тебе срочно понадоблюсь, и повез в ремонт свой мобильник, — плюхнувшись в кресло, извинился он перед шефом. — А что, собственно, стряслось?

— Светочка на пределе! — удрученно произнес Михаил Юрьевич. — У нее и так слишком чувствительная натура, а из-за Оленьки совсем извелась. — Сегодня мы впервые за столько лет даже поссорились. Да, сын, это так, — с горечью бросил он Петру. — Мама упрекнула меня, что плохо ищем Оленьку, а мне стало обидно.