Шрифт:
Со стороны кожевенных рядов доносится стук сапог и отрывистые вопли «дорогу!» и «разойдись!».
Кром поднимает голову, вглядывается в море людских голов, видит несущихся к нему стражников и криво усмехается – поход за бурдюками определенно удался…
В это время толпа, стоящая ошуюю от него, раздается, и перед ним возникает слегка подвыпивший Роланд:
– Купил?
Меченый отрицательно мотает головой и показывает взглядом на лежащее у его ног тело.
Круча мгновенно трезвеет:
– Ты?
Кром кивает. И снова разводит руками, чтобы показать, что не виноват.
Голова прищуривается, одним взглядом охватывает болтающийся на левой кнут, алую полосу, перечеркнувшую лицо, и поворачивается к продолжающей орать тетке:
– Кто! Посмел! Ударить! Моего! Первача?!
Тетка прерывается на полуслове, непонимающе смотрит сначала на Крома, потом на Кручу и багровеет от возмущения:
– Он срезал у мужа кошель, а потом пытался юркнуть в толпу!!!
– Юркнуть?! Он?! – переспрашивает Роланд и начинает хохотать: – Уа-ха-ха! Юркнуть!! В толпу!!!
– Что тут смешного?! – возмущенно шипит тетка. – Я…
Тут к хохоту Кручи присоединяется сначала один из кузнецов, затем какой-то пожилой ворон [24] , а через несколько ударов сердца смеется уже вся площадь.
24
Ворон – в просторечии – сотрудник королевского суда.
Смех прерывается только тогда, когда к нам пробиваются городские стражники:
– Что тут происходит? Кого грабят и убивают?! Тихо!!!
– Ограбили – его… – дождавшись, пока толпа угомонится, веско роняет Роланд и кивает на бездыханное тело. Потом вытаскивает из-за нагрудника кожу [25] и показывает ее десятнику: – Перед тем как он начал возводить напраслину на моего первача и ни за что ни про что перетянул его кнутом…
25
Кожа – знак принадлежности к гильдии охранников. Представляет собой кусок кожи с нанесенным на нем клеймом гильдии, именем и прозвищем охранника, а также двумя-тремя его приметами. С ростом статуса в гильдии кожа меняется.
У стражника округляются глаза:
– Достопочтенный Гирил? Что это с ним?
– Получил заслуженное наказание и теперь отдыхает…
В этот момент в разговор встревает тетка:
– Ваш-мл-сть, мы с моим мужем шли по площади, когда вот этот парень, – ее палец показывает на Крома, – срезал с его пояса кошель и пытался юркнуть в толпу. Муж пытался его остановить…
– Если бы мой первач пытался юркнуть в толпу, то удар кнута пришелся бы по спине… – перебивает ее Круча. – А у Крома рубец НА ЛИЦЕ! Кроме того, с его ростом прятаться в толпе несусветная глупость!!! Исходя из этого любой здравомыслящий человек придет к выводу, что, возводя напраслину на этого человека, ваш муж совершил преступление, описанное в Строке шестнадцатой четвертого Слова Права Крови. И тем самым в полной мере заслужил то, что получил.
В глазах десятника мелькает сначала растерянность, а потом злорадство:
– Госпожа Тивирия?
– Д-да?
– Кнут, зажатый в руке этого человека, действительно принадлежит вашему мужу?
– Да! То есть нет!!!
– Не-е-ет? – притворно удивляется стражник. – А почему на кнутовище вырезан трезубец?
– Ну… просто…
– Вы лжете еще и мне?! Что ж, вам придется пройти с нами…
А еще Роланд видел Горгот и живущих в нем людей не так, как большинство. И старался научить этому и своего ученика:
…Кром лежит на телеге, раскинув ноющие руки и ноги, смотрит на мерцающее полотнище Пути [26] и тонет в его бесконечной глубине. Мыслей – нет. Вместо них – одна дикая, всепоглощающая усталость.
Где-то на краю сознания – прерывистое дыхание Динты Пера, приказчика их нанимателя, сдуру подставившегося под удар ослопа и теперь пребывающего в блаженном небытии. Чуть дальше – если в том состоянии, в котором он находится, есть какие-то расстояния – пофыркивание чующих кровь лошадей, еле слышные перешептывания возниц и рык Кручи, все еще распекающего Нихха Писклю.
26
Путь – россыпь звезд, тянущаяся от одного края горизонта до другого. Почти совпадает с видимой траекторией движения Дейра.