— А ведь она хорошо владеет своим телом…

— Наверное. И все-таки не верится, что она не знала об ориентации Стрёмстеда. Я ни разу не встречал женщины, которая не раскусила бы гея с первого взгляда. М-да, ну и вляпалась же она, нечего сказать! Три года встречалась с ним в квартире его сожителя! По-моему, она должна была догадываться о том, что он гомосексуалист.

— Он бисексуал, а не гомосексуалист.

— Иттерьерде уверяет, что он сразу все понял, когда увидел, как наш красавчик виляет задом. Совсем как олимпийский чемпион по спортивной ходьбе!

Фрёлик удивленно поднял брови:

— Только не говори, что я не умею отличать гомо — и гетеросексуалов! Особенно если они не чемпионы по спортивной ходьбе. Я бы ни за что не заподозрил в Стрёмстеде бисексуала.

— Но ведь ты не женщина!

— А ты?

— Ну…

Фрёлик ухмыльнулся.

Гунарстранна поспешил сменить тему:

— Ладно, хватит! По-моему, она знала! Возможно, Ингрид действительно замешана в убийстве, но пока мне кажется, что неразумно складывать все яйца в одну корзину. К тому же, учитывая, что Стрёмстед живет с мужчиной, вряд ли он убил Есперсена из-за нее.

— Ну и что теперь?

— Как всегда, нам придется выяснить, кто что делал и когда, — устало ответил Гунарстранна. Он полистал стопку документов. — Придется побеседовать с этим его партнером и выяснить, может ли он подтвердить его алиби. Но сначала пусть вдова подпишет новый протокол. Интересно, приедет ли она? — Он вытащил еще один документ из стопки. — Пришел отчет из экспертно-криминалистической лаборатории. На обоих бокалах для хереса, обнаруженных мною в Энсьё, есть отпечатки пальцев. Один комплект принадлежит Рейдару. Второй — другому человеку.

— Как по-твоему, кто к нему приходил?

Гунарстранна широко улыбнулся:

— Здесь можно только гадать, но мне кажется, что к нему приходила женщина. Причем не его жена!

Гунарстранна решил пойти через центр. Он немного полюбовался на детей, катавшихся на открытом катке в парке Спикерсуппа. Громко играла музыка диско. Прожектор заливал каток резким белым светом, отчего каток превращался в декорацию для киносъемки; коньки чиркали по льду, взметая тонкую ледяную стружку, похожую на сахарную пудру. Две блондинки лет двадцати с небольшим не спеша катались кругами. Время от времени они осторожно делали пируэты и хихикали, радуясь, что очутились в центре всеобщего внимания.

Гунарстранна пошел дальше по оживленной улице Лилле Гренсен, повернул на Акергата и, перейдя площадь перед зданием парламента, зашел в кафе «Юстисен». Там он не спеша выпил чашку кофе, прочел два таблоида и послушал глубокомысленные разговоры завсегдатаев. За столик у окна, крякнув, сел какой-то бродяга. Судя по всему, недавно он побывал в ночлежке Армии спасения, где его помыли, постригли и приодели. Очень хорошенькая официантка принесла бродяге пиво, картошку и яичницу.

— Роджер, ты руки помыл? — сурово, по-матерински спросила она.

— Я чист, как филадельфийский пятидесятник, — вздохнул в ответ Роджер и набросился на еду и пиво.

Гунарстранна вышел улыбаясь. На улице уже темнело; он зашагал по Стургата к трамвайной остановке. Он собирался навестить Гро Хеге Вюллер.

Когда он представился ей в домофоне, она ответила не сразу. В конце концов запирающий механизм зажужжал, и он вошел. Поднимаясь по лестнице, Гунарстранна нечаянно лягнул металлические перила — они глухо зазвенели. Ему показалось, что хозяйка совсем не удивилась его приходу.

— Так и думала, что вы вернетесь, — сказала она, пропуская его в прихожую.

Гунарстранна вошел и огляделся. Гро Хеге Вюллер снимала однокомнатную квартиру; судя по всему, ее сдавали молодым людям, которые находились в стесненных обстоятельствах. Прежде просторные апартаменты поделили на несколько квартир похуже. Во всяком случае, жилье, которое предоставили Гро Хеге Вюллер, раньше было людской или кладовкой. Комнату примерно в тридцать квадратных метров с высоким потолком превратили в двухъярусное жилье. Второй ярус состоял из антресолей, где Гро Хеге устроила спальню. Над зоной отдыха, состоящей из дивана и кресла, она повесила какие-то красные тряпки. За ними на антресолях виднелись подушки и одеяла. На батарее под окном сохли три пары трусиков и черные колготки.

Она стояла у двери и мерила его оценивающим взглядом. Сегодня она была в линялых джинсах в обтяжку. Джинсы с низкой талией открывали глубокий пупок, украшенный пирсингом — жемчужиной в серебряной оправе.

Инспектор Гунарстранна сел в кресло, не дожидаясь приглашения. На столе стоял переносной телевизор диагональю десять дюймов с выдвижной антенной.

— Когда вы в последний раз видели Рейдара Фольке-Есперсена? — тихо спросил он.

— Накануне его смерти.

— В четверг или в пятницу?