великий охотник, то значит так оно и есть. Если Великий Нерпа не

позволил добыть одну из своих дочерей, значит у него на неё свои

планы, может быть она должна стать праматерью большого

племени красных нерп,которые в свою очередь спасут племя

Калаалит Анори в голодный год от вымирания. Неисповедимы

пути..."

– " Чего это вы, добрые люди тут делаете?" - глумливо проблеял

знакомый тенорок. Веснушчатая физиономия Генки Эпельбаума,

перегнувшегося через борт прицепа дрезины, замаячила над нами

в полумраке.
– " Помяни рыжее племя всуе, а оно тут как тут" -

проворчал недовольно Устиныч. "Ты сам то ,какими судьбами,

Владлен то знает, что ты здесь? " - А то, посмеиваясь ответствовал

Геша. В этом прибежище арийского духа истинный ариец вполне

уместен и вообще, мы с тобой , Устиныч родственные души - ты

боцман-германофил, а я какой-никакой немец и стало быть

германофил по зову природы. Вот Владлен обдумал мое

предложение об участии в вашей почти шлимановской

экспедиции( тем паче, что я тоже Генрих в девичестве) и соизволил

присоединить мою рыжею персону для интеллектуальной, так

сказать, поддержки коллег по работе."

143

– " Ну зачастил, балабол конопатый. Шлимана он знает, эрудит

хренов. Вторую Трою раскапывать явился." - раздражённо

пробурчал боцман, явно недолюбливавший языкастого матроса. И

то правда, подумалось мне. Есть на борту один белый клоун -

боцман Друзь и довольно, однако тут ещё и рыжий нарисовался.

Классический дуэт прямо. Бим и БОМ. Это уже не судно, а какой-

то Цирк на цветном бульваре. Кино и немцы, понимаешь.

Наши скалолазы Боря и Рома стояли рядом и тихо посмеивались,

слушая диалог двух пересмешников. " Да всё нормалёк, Устиныч "

– вступил более серьёзный Борька - " Владлен правда добро дал -

четверо мужиков лучше, чем трое." Меня, признаюсь, изрядно

задел этот гамбургский счёт Бориса. Стало быть я для них не

мужик, а так: зелень подкильная, салабон приблудный, говорящий

какаду на могучем боцманском плече.Обидно знаете ли. "

Ладно,хорош базарить, выступать пора" - как старший по

должности авторитетно распорядился боцман.
– " Зачем выступать,

когда можно выезжать"- не без ехидства выдал Эпельбаум и

постучал по глухо отозвавшейся пятнадцати литровой канистре с

дизельным топливом, видимо принесённой с собой.

Залив соляру в бак и запустив двигатель дрезины, боцман и Геша

в унисон и дуэтом похвалили немецкий механизм:" Добрый

дизель." Все заулыбались, а Гена присовокупил:" Я же говорил, что

мы с боцманом родственные души." Дрезина, пофыркивая

движком и постукивая колёсами на стыках рельсов узкоколейки,

двинулась в глубь туннеля кузовом вперёд. На верхней скамейке за

рычагом управления и педалями тормозов расположились Устиныч

с Борисом. Мы трое более молодых: Гена, Рома и я устроились, по

выражению всё того же рыжего остроумца, как три лягушонка в

тёплой коробчонке. Через несколько минут начался знакомый

подъём. Скорость заметно упала и движок дрезины, чихнув

заработал на более низкой ноте и уже с некоторым усилием.

Наконец подъём закончился, правда вместе с подъёмом наступил

и конец света, пока всего лишь в нашем туннеле. Так, что мы

вынуждены были вновь воспользоваться аккумуляторным фонарём

и из разумной осторожности уменьшить скорость дрезины до

минимальной. Вскоре луч фонаря упёрся, как будто в тупик, в

бурые пятна на плоской стене выросшей у нас на пути. Мы

144

остановили дрезину и спустились с неё. Борис подошёл к стене

тупика и пнул её тяжёлым носком ботинка.Раздался

металлический гул. " Так я и думал - ворота, выдвижные." - сказал

он.

Мы принялись обследовать бурую поверхность лучом фонаря и

вскоре у левой стены туннеля нашли две больших железных скобы

того же рода, что встречались нам в разных местах грота. Скобы

были приварены к левому краю ворот на высоте среднего