Расследование такого громкого и сложного дела не могло не отразиться на их карьере. Ричардс мечтал о звании начальника полиции в каком-нибудь захудалом индийском городишке, где можно будет бессовестно грабить забитых местных бедняков. Майкл примерно о том же, только в городишке, который бы находился подальше от места службы лейтенанта. Все годы службы в поселке Гроуф ненавидел Ричардса за его высокомерие, надменность и постоянные насмешки надо всеми, кто был ниже его по званию.

«Надеюсь, ты не доживешь до счастливой старости в своем убогом Манчестере, о чем так мечтаешь», – подумал он, и налил себе бренди.

Спустя пятнадцать минут, когда поднятые за удачное дело подряд четыре рюмки бренди свалили командира с ног, Ричардс приказал в срочном порядке провести очную ставку и допрос, чтобы сразу же, если понадобится, лично отвезти Анну в Сандакан и сдать начальнику полиции.

– Беги к Сколфилду и веди его сюда, – приказал он Майклу.

– Эй, Сэм! – крикнул он бармену.

– Да, сэр!

– Этого никуда отсюда не выпускать! Если проснется, сразу наливай ему еще. Сделай так, чтобы он в ближайшие два дня не мог отличить собственную мать от даяки!

– Я вас понял, – с улыбкой ответил Сэм, протирая барную стойку.

За столом храпел Джефферсон.

«Как же я люблю таких идиотов», – подумал лейтенант.

Он подошел к капитану и грубо толкнул его коленом в бок, чем сильно рассмешил Сэма.

– Спишь, скотина?! Армейский чурбан! Солдафон! Думаешь, раз тебя назначили в полицию, значит ты здесь хозяин? – Ричардсу стало противно.

Он с отвращением отошел от пускающего слюни детектива и пошел к Анне.

– Миссис Сколфилд, прекратите ломать комедию! – надменно процедил сквозь губы Ричардс. – Вы – вполне себе смышленая женщина, добротная актриска, раз так долго водили вокруг носа собственного супруга. Но меня вам не обмануть.

Он глубоко затянулся сигарой и выдохнул в сторону Анны.

– Пишите признание, и может быть вам дадут пару десятков лет каторги где-нибудь в австралийской пустыне.

Он смотрел как клубы густого синего дыма, окутав голову Анны, начинают расплываться по всей комнате.

– К чему чудачества? Вы – грязная преступница!

– Не смейте меня оскорблять! – твердо сказала Анна.

– Поверьте, я много видел в своей жизни коварных дамочек, – не обращая на ее слова никакого внимания, продолжал лейтенант. – Видел портовых шлюх, топивших собственных детей. Видел ушлых крестьянок, убивавших мужей вилами ради какого-нибудь грошового золотого самородка. Но о подобной низости я не слышал. В некотором смысле я вам даже благодарен, ибо вы пополнили мои знания о жизни весьма редким опытом. Сколько вы украли у мужа?

Анна сидела, пораженная изменениями, которые произошли в Ричардсе. От галантного, всегда ухоженного, в отличие от своих подчиненных, начитанного джентльмена не осталось и следа. Перед ней сидел типичный полицейский шпик.

Она вспомнила слова своей служанки в Бирмингеме. Та выговаривала своего юного сына за то, что тот связался с компанией жандармов:

– Что ты говоришь? Чем они хороши? Улыбаются они, видите ли ему, табаком и пивом угощают… Разговаривают по душам с ним! Остолоп! Болван! – шипела служанка, боясь, что ее услышат. – А кем они были, когда шахтерских детей, не желавших катать тачки с углем без фонарей по темным тоннелям, били своими дубинами? Когда шестилетнего Майкла затоптали на глазах у беременной матери? Не они это были? Все они на одно лицо – хорошие, если ты им нужен. А в остальное время ты для них такой же мусор, как и для их хозяев, этих зверей в длинных цилиндрах. И их проституток, которых они, да простит меня Господь, все время хотят протолкнуть в королевскую семью.

«Он обращается со мной, будто бы я мусор», – подумала Анна.

Она почувствовала, как к горлу подступает комок и ее начинает трясти.

«Успокойся! Успокойся! Тебе нельзя рыдать! Тебе вообще нельзя плакать, иначе ты сломаешься», – так она сдерживала все эти часы в камере, но сейчас, на допросе, ей показалось, что еще немного и она не выдержит.

Чтобы почувствовать себя сильнее, она повторила:

– Не смейте говорить со мной в подобном тоне и такими выражениями!

Ее слова прозвучали решительно, но в то же время спокойно и грозно.

Лейтенант даже почувствовал, как по его спине пробежали мурашки.

«Крепкая штучка», – решил он.

«Только сдерживайся, – повторяла она себе. – Не позволяй себе оскорблять его. Как только оскорбишь или посмеешься над ним – считай, что проиграла. Будь к нему равнодушна. Только равнодушие. Никаких эмоций».

– Мистер … – сказала она тем же голосом. – Мне необходимо умыться.

Ричардс на секунду сделал вид, что не понял, о чем именно просит Анна. Но сразу же изменился в лице, галантно встал, и Анна снова узнала прежнего джентльмена.