Шрифт:
На нынешнем этапе такие, как Голубенко или этот Попов, не представляли столь уж великого интереса. Если копать прошлое, то значительно глубже. Якир, Гамарник, Затонский, Картвелишвили... От бывшего Реввоенсовета Южной группы нити тянутся далеко и в разные стороны, по всем военным округам. А что с того? Мало ли кто с кем когда-то дружил? Эдак всю Красную Армию придется перетряхивать. Ковырнешь в одном месте, а откликнется, где и вовсе не ждешь. Командующий Особой Краснознаменной товарищ Блюхер тоже под Якиром ходил, а вон куда залетел: маршал! Нюх у Балицкого есть, да не по Сеньке шапка. В разные стороны прыгать готов. Не хватает терпения. Вопрос о героическом Южном походе с повестки снят, но это еще не сигнал, а выпрямление истории. Кому что положено. С дальней дистанции Варшава и Львов тоже выглядят несколько по-иному. Однако с этой стороны к маршалу Тухачевскому претензий нет. Именно с этой! История рассудит, кому остаться героем революции.
— Ты лучше скажи, сколько там у них в Киевском округе бывших троцкистов окопалось? — Ежов молодцевато выпрямился и вскинул голову, инстинктивно пытаясь возвыситься над столом. В свете указаний товарища Сталина перед ним вдруг распахнулась захватывающая дух перспектива. Все стало на удивление просто и ясно, словно с глаз спали шоры. Поинтересовавшись германскими контактами Путны, хозяин и направление задал, и концы с концами связал. Вот где настоящая диалектика! Сразу и в корень.
Во-первых, Путна — троцкист, во-вторых, с двадцать девятого года работал в Берлине военным атташе. Мог и с Седовым встречаться, и с самим Троцким. О том, как мог оказаться в Берлине Троцкий, томившийся на острове Принкипо под обзором всего Истанбула, Николай Иванович нимало не задумался. Детали подберутся, важна магистральная идея. И она определенно выстраивалась. Сейчас Путна в Париже вместе с Тухачевским и Уборевичем. Обратно поедут опять-таки через Берлин. Вон он, главный-то узел! При чем тут Николай Голубенко? Не потянет он рядом с комкором, мелковат. Чует, чует Балицкий зверя, но не знает, с какой стороны ухватиться. Оттого и осторожничает, ходит кругами.
От такого внезапного прояснения приятно захолонуло внутри. Словно после освежающей мятной лепешки.
— Ну, чего мнешься? — почти ласково подбодрил Ежов.
— Оторвался немного, Николай Иванович, за эти годы, не знаю, кто, где... Самых главных, конечно, помню: Дмитрий Шмидт, Юрий Саблин, пожалуй...
— Чего ты их все по именам кличешь, будто артистов каких или писателей? — Ежов записал фамилии. Шмидта он взял на заметку еще в КПК, и Люшков, который с двадцать седьмого года сидел на троцкистах, поминал его тихим словом.
— Да как-то так,— смешался Балицкий.— По привычке. Как-никак революционеры.
— А ты отвыкай «как-никак». Они люди военные, у них звания есть.
— Командир Восьмой отдельной танковой бригады комдив Шмидт и комендант укрепрайона комдив Саблин,— поправился Балицкий.
— Командир бригады ходит в комдивах? Шикарно!
— Как же! — встрепенулся Балицкий.— Учли боевые заслуги. Член партии с пятнадцатого года, два ордена Красного Знамени, первый орден за номером тридцать пять.
— Запомнил, однако.
— Еще бы не запомнить! Все командиры танковых бригад и даже стрелковых дивизий — комбриги, а этот... Грудью за Троцкого встал на Пятнадцатом съезде. Вот и оценили по достоинству. Криворучко опять же ком- кора присвоили, тогда как другие командиры корпусов по два ромба имеют.
— Тоже примыкал?
— Говорили, сочувствовал... Иона Эммануилович в нем души не чает.
— Говорили?
— Не помню, Николай Иванович, право слово, оторвался и вообще голова закручена. Делов невпроворот.
— Дубовой теперь где, в Харькове?
— Так точно, командует округом. Он тогда вместе с Якиром в Москву нагрянул,— подсказал Балицкий.— На его место прибыл комкор Тимошенко.
— Иди работай. Я подумаю насчет Голубенко,— сказал Ежов, поставив мысленно точку: хорошенько приглядеться и брать.
Ситуация со Шмидтом тоже не вызывала сомнений. Он не только голосовал за Троцкого, но посмел поднять хвост на самого товарища Сталина. Более чем достаточно. Короче, Шмидт кругло вписывался в процесс. Остальное — дело техники. На Саблина и Криворучко у Балицкого ничего нет. Обозлен за тот случай, и только. Сводит личные счеты. Ничего, пока достаточно Шмидта и Голубенко. Пусть сперва дадут показания, а там потянется.
Якир скорее всего встанет на дыбы, но тем хуже для Якира. Он уже успел достаточно накуролесить. Стычка с Балицким — Николай Иванович знал это почти наверняка — не вызвала сильной реакции, но обращения к Орджоникидзе хозяин не простил. И ведь Иону Эммануиловича предостерегали, отговаривали, но не послушал, полез.