– А никто меня к ним не поведёт? – растерялся я от такого начала.

– Ну, ты же не маленький. А корсеть сейчас на больничном, так что давай сам представляйся в отделах. – И Лен уткнулся в макет какой-то полосы, показывая этим, что разговор окончен.

В отделах приняли по-разному. Татьяна Яхлакова в отделе политики встретила, как родного, познакомила с каждым из сотрудников, пригласила к чаю. В отделе экономики Владимир Гуревич отмахнулся:

– Успеем познакомиться. Вопросы будут, звони. Как там Явлинский у вас живёт? Увидишь – привет от меня.

В отделе культуры утонченная, пожилая гранд-дама Ольга Мартыненко безучастно спросила, не привез ли я какой-нибудь материал с собой? Рассказал ей, что недавно встречался с Владимиром Ашкенази, получилась неплохая беседа, но её ещё надо привести в порядок.

– Закончите, присылайте, почитаем с интересом.

В отделе информации мой приход вызвал короткий переполох: мужики что-то моментально смели со стола, дама спрятала руку за кресло. Нарушил святой миг! Но не обиделись. Познакомились, поговорили. Вернули спрятанное на стол, предложили разделить кампанию. Отказался – поняли правильно. Потом с Сашей Мостовщиковым, Андреем Колесниковым, Дмитрием Пушкарем и Натальей Глебовой у меня сложились самые дружеские отношения. И жаль, что отдел довольно быстро изменился. Наталья перешла работать в МЧС, Андрей стал звездой «Коммерсанта», по сей день светится в президентском пуле, пишет очень своеобразно, всегда с личным отношением к происходящему. Родом из поселка Семибратово, что под Ростовом Великим. Внешне он был простецким улыбчивым парнишкой, уместным в любой кампании и отнюдь не похожим на человека из «Московских новостей». Поэтому запросто вписывался в хмурые ряды протестантов под водительством Ампилова или Зюганова, в митинговые массы генерала Лебедя или шахтёров Кузбасса. Везде его принимали за своего жизнерадостного идиота. Но Андрюша всегда был себе на уме и ловил такие детали происходящего, какие другим были бы недоступны.

Сейчас он другой, уже не простецкий, а всюду подчеркивающий свою значимость и индивидуальность. Как вам, например, название его недавней книги: «Я видел Путина. Путин видел меня»? На любой пресс-конференции даже самого высокого ранга его легко отличить от других – он одет не по протоколу, а только так, как удобно ему. Как все тщеславные люди мы не были друзьями.

Зато с Сашей Мостовщиковым, напрочь лишенным начальственной фанаберии, мы душевно сошлись, он часто звонил, подсказывал темы или события, которые я зевнул. Добрейшей души был человек, к сожалению, рано ушел навсегда. Но фамилия его и по сей день живет в российской журналистике в эссе сына – Сергея Мостовщикова, напоминающего в своих текстах прозу Венечки Ерофеева.

Дальнейшей судьбы Дмитрия Пушкаря не знаю. Он дольше всех печатался в «МН», а когда её закрыли, выпал из моего поля зрения.

В других отделах не нашёл никого и вернулся к главному.

– Поговорили? Отказов не получил? Тогда беги в свою «Культуру» за трудовой книжкой. Скажи, что мы просим отпустить тебя в связи с переводом.

– А письмо от «МН» они не потребуют?

– У них сейчас такое финансовое положение, что рады будут отпустить даже такого орла, как Ионов.

Когда в «Культуре» вошел в кабинет Беляева, он читал в «МН» мою полосу о Кронштадте.

– Принес заявление? – спросил он устало.

– Пока нет. Карпинский просит отпустить меня переводом.

– Переводом так переводом…. Какая разница, как убегают с тонущего корабля? Думали Иосиф Давидович нас подберет – отказался: не потянет. Будем как-то выплывать сами. А ты, значит, им пригодился? Понятно. Держать не будем. Плыви.

И я поплыл! Хотя море «МН» оказалось более штормящим, чем мне представлялось. Народ в отделах, за исключением Ольги Мартыненко был молодым и норовистым, а мне уже исполнилось 57. И хотя никто не упрекал возрастом, отношение к тому, что писал, было изначально предвзятым. В текстах я любил плавное течение мысли, логику событий, а отделам нужен был напор, парадоксы. Большим умельцем в этом смысле был Андрей Колесников. Он практически забросил информацию как жанр и выдавал одну полосу за другой, где невозможно было отличить подлинный факт от богатой фантазии автора.

Неплохо складывались отношения с отделом политики, потому что Немцов подхлестывал область новациями, и газета охотно отзывалась на них. Кроме того, подспудно бродили слухи о «Борисе, преемнике Бориса». Я тоже приложил к этому руку, передав для Володи Орлова, занимавшегося в «МН» «эксклюзивной информацией», свои соображения о подготовке Немцова к более высокому служению. Мне показалось не случайным, что Ельцин берёт нашего губернатора с собой то в США на встречу с Клинтоном, то на приватный турнир по теннису «Большая шляпа» в Сочи, то сам приезжает в Нижний. И, может быть, слухи бы оправдались, не будь «Борис младший» так безрассудно самонадеян.

После его визита в составе официальной российской делегации в Америку, Виктор Лошак, сменивший Лена Карпинского на посту главного редактора «МН», попросил меня организовать выступление Немцова на странице трёх авторов – одной из самых престижных в газете, где отмечаются главные события прошедшей недели в мире, в стране и в человеке.

А что значит организовать выступление? Я в эти дни сижу в Москве, Немцов вернулся в Нижний. Значит надо поймать неугомонного губернатора по телефону, побеседовать с ним и написать. Благо у меня есть право не согласовывать с ним конечный текст. Поймал Бориса едущим куда-то в машине, губернатор был на что-то зол, и машина, очевидно, мчалась то в гору, то в низину, голос в телефоне то пропадал, то резал ухо. Но что-то удалось записать на диктофон и это что-то походило на Михалковского «Зайца во хмелю». Немцов оказался недоволен составом и количеством делегации, половина из которой только бегала по магазинам, недоволен пышностью президентского выезда, самолетами, таскавшими через океан основной и запасной бронированные Мерседесы президента, тратами бюджетных средств, которые никак не оправдывались результатами визита. То есть Борис говорил ровно то, о чём я думал годами раньше, когда Горький принимал Председателя Президиума Верховного Совета СССР А.А. Громыко. Написать об этом тогда было невозможно, а теперь словами Немцова я дал выход давнему чувству.

Сдал текст в отдел. Там, к моему неудовольствию, по нему слегка прогулялись, смягчая резкие суждения. Однако получилось так, что Лошак, прочитав, даже откинулся в кресле и выдохнул:

– Ну, дает «Борис младший»!..

Номер вышел. Я получил премию за лучший материал недели и ни слова от Немцова или его помощников. Ждал, что Борис может выговорить за то, что сказанное оказалось напечатанным. Но ему, видимо, было не до того или он считал, что прав всегда и во всём.

А я при всём моём восхищении неуемностью и смелостью Бориса, находил поводы для критики кумира. Вернее, поводы давал он сам. После первого скандального визита Жириновского в Нижний Новгород, когда Немцов специально уехал куда-то из города и отключил телефоны, а потом заявил, что из его кабинета, оккупированного гостем, исчезли дорогие сувениры, Борис решил публично унизить лидера ЛДПР. Он договорился с Александром Любимовым о встрече с Жириновским в прямом эфире ОРТ, помощники набрали ему компромата на Вольфовича, и Борис попытался вылить его на собеседника. И, как известно, дело кончилась тем, что Жириновский назвал Немцова подонком и выплеснул на него стакан сока. Передачу прекратили. Что было за темным экраном, известно немногим, Борис потом говорил, что хорошенько врезал Вольфовичу и от полного мордобоя того спасли только охранники.