Хохель Станислав Олегович
Шрифт:
– Скорее, второе. Как облегчение.
– Как бы ты хотела усилить ощущение этой пустоты: может быть, ты ощущаешь потребность в тепле, или тебе нужно лечь, чтобы расслабиться?
Вопрос наталкивается на безразличный, отсутствующий взгляд. Она не слышит меня – значит, на сегодня достаточно.
– Слушай, сейчас тебе лучше идти домой. Сегодня мы и так много сделали – тебе надо пожить с этим, поварить в одиночестве мозгами. Позвонишь, когда сама почувствуешь нужным.
Звонок не заставил себя долго ждать – Дана разбудила меня в 12 ночи. Спросонья я долго не мог понять, кто это извиняется.
– Мне плохо. Я хочу встретиться с вами.
– С нами встретиться не удастся. Будешь встречаться со мной.
– Извините… Извини. Я хочу с тобой встретиться.
– Это другое дело. До завтра доживешь?
– Попробую.
– Вот и ладушки.
Назавтра мы договорились встретиться в глухом уголке парка – я чувствовал, что людские взгляды нам не нужны точно так же, как и уединение в стенах квартиры.
Не дожидаясь вопроса, Дана заговорила сама:
– Я чувствую себя лучше. Значительно лучше. Но проблема осталась.
– Как ты знаешь об этом?
Дана принимает правила игры: она уже знает, что верить можно только фактам. Факты нашей внутренней жизни – это желания и ощущения нашего тела, это энергии наших чувств. А мнения и верования нашего ума – это, увы, не факт. У большинства людей сознание – открытое поле, где гуляет каждый, кто хочет. Уж лучше слушали бы свои желания, чем комплексы и ограничения, навязанные окружающими – больше толку было бы.
– Я уже не психую так. Нет боли в затылке, кома в горле – плакать больше не хочется… Дрожь еще раз была – я пару раз врезала по груше брата и вдруг поняла: я ведь теперь на себя злюсь!
– Чего ж на себя злиться-то?
– Ну… что я такая неправильная. Вот, влюбилась в него, жду, мучаюсь, а он – захочет, придет, захочет, не придет.
– Ты с ним спала уже?
– Угу.
– Ну и как, удовлетворяет он тебя, оргазм испытываешь, все, как положено?
– С этим вроде порядок… Но он же не все время рядом. Вот сейчас хочу его, а он опять куда-то завеялся… Хотя, вообще-то, он для меня уже не первый опыт.
– Так и продолжай в том же духе, пока его нет. Ты же понимаешь, что он делает, когда исчезает? Ты-то чем хуже?
– Да все я понимаю – мне-то уже докладывали, с какими барышнями он ходит! Но я не могу так, как он. Что же мне, совсем шлюхой заделаться?
– Так может, тебе не так уж и хочется?
– Но я же не должна так себя вести! Может, я и дурная, но верная!
– Так, это проехали. Давай-ка лучше посмотрим, что нам скажет твое тело. Что ты сейчас чувствуешь?
– Злость!
Я замечаю, как Дана прижимает к груди кулаки.
– Ну-ка расслабься!
Дана опускает руки, через секунду непроизвольно поднимает их снова, перехватывает мой взгляд, и, смутившись, поясняет:
– Грудь… Прямо распирает от злости!
– Кричи! Резко выдыхай и кричи! Так! Еще… Интенсивнее выдыхай, чаще…Стоп. Что ты теперь ощущаешь?
Дана изумленно на меня смотрит.
– Растворилась… Ушла. Теперь тут теплота какая-то. Она вниз идет. Ой!
Дана скрючивается, хватаясь за низ живота. Я спрашиваю:
– Что, по-женски прихватило?
– Ага, яичники… Несколько раз лечилась.
– Вот, значит, откуда ноги растут. Ты там изменщику своему плохого не нажелала?
– Как же, было. Все они гады. Один из его компании изнасиловать меня хотел – еле вырвалась. Так мой мне же потом скандал устроил: мол, узнаю, что у тебя с кем то было – голову отверну.
– А что, отвернет?
– Да ну, боялась я его. Я ему тогда сказала: чтоб у тебя самого член отсох, когда ты налево пойдешь.
– У него не отсохнет – обид он на женский род не держит, поэтому зеркалит все твои пожелания автоматом прямо по обратному адресу, даже не зная об этом. А ты с этого имеешь свои проблемы.
Дана молчит, пытаясь осмыслить сказанное. Однако было бы неправильно сводить все ее нынешние проблемы к одной сказанной в сердцах фразе. Важно уловить за этим тенденцию, направленность ее ума, и показать ей. У девушки явно не складывается с мужской энергией – пойдем к первоисточнику.
– С отцом какие отношения были?
– Он нас бросил, когда я маленькая была. Мать потом говорила: мог бы хоть ради меня остаться. Променял на какую-то. Так потом одна и осталась по жизни.
– Смотри-ка, тот же сценарий. Улавливаешь? Вас бросают, вы обижаетесь, зарекаетесь, мол, не такие мы, как эти мужики, как их подруги распутные. Вот и остаетесь сами с собой, давя в себе все женское – «дурные, но верные».
Дана исподлобья глядит на меня, переосмысливая что-то в своей жизни.
– Ты сейчас на той точке развития, на которой мать твоя на всю жизнь застряла. Дальше-то шагать будешь, или по ее стопам пойдешь?