— Хорошо сказано, да?

Мири подняла глаза. Зеленщик складывал золотистые яблоки в пирамидку. Он кивнул на листок у нее в руках:

— С этими девушками с горы Эскель жестоко поступили. Бедняги едва сводили концы с концами, а когда одной из них подвернулся шанс войти в королевскую семейку, благородная девица тут же его умыкнула. Прямо противно. Обычно я рву в клочки все листовки, что попадают ко мне в лавку, но эту я решил оставить. Если каждый из нас выставит ее на обозрение, то королевской охране всех не арестовать.

Одна листовка красовалась на витрине. Еще несколько были прилеплены к деревянным стеллажам с яблоками.

Мири перешла улицу и повернула в другую сторону, направившись не к Петеру, а в Замок Королевы. По дороге она срывала все попадавшиеся листовки, но потом сдалась. Их были сотни. С тем же успехом она могла бы попытаться осушить реку ведром.

Мири опоздала; магистр Филипп проводил занятия в библиотеке. Она отыскала Тимона и положила листовку поверх книги, которую тот читал.

Тимон улыбнулся ей:

— Правда, чудесно? Мы уже три раза наведывались к печатнику. Он говорит, что такой популярной листовки ему не доводилось видеть!

— Тимон, это были мои личные мысли. Как ты посмел украсть их у меня?

— Украсть? — Он разгладил листовку ладонью. — Но я ведь спрашивал, не хочешь ли ты поделиться ими…

— Я думала, речь шла о тебе, а не обо всем городе!

Он поморщился, как от пощечины:

— Я был уверен, что ты придешь в восторг от такого отклика. Мы же вместе начали дело. Или теперь ты хочешь устраниться?

— В этом деле мы не вместе, — выпалила Мири, потрясая листовкой. — Бритта здесь выставлена как бесчестная, чванливая девица.

— А разве она не такая?

— Нет!

— Мы то, что мы делаем, — тихо произнес Тимон.

— Но эта листовка заставляет людей ненавидеть ее. — Мири опустилась на стул рядом с ним и уткнулась лбом в столешницу. — Все это очень, очень плохо.

— Мне жаль, Мири. У меня есть такая особенность — загореться от чего-то и действовать не думая. Твоя работа так превосходно написана! В конце я добавил кусочек от себя, довольно рискованный, но правдивый. Это показалось мне настолько важным, что я даже не побоялся казни. То, что ты написала, ведь тоже правда?

— Да, конечно, но все не так просто, Тимон.

— Почему? Что плохого в том, чтобы сказать правду? Это королевство слепо. А наша задача как просвещенных людей — громко заявлять о том, каков этот мир на самом деле, пока и остальной народ не разберется, что к чему.

— Но Бритта…

— Люди боятся выступить против короля, который засел во дворце, окруженный целой армией. Он для них слишком силен, чтобы его свергнуть. Другое дело принцесса-мошенница. Эта задача полегче.

— Она моя подруга! — возмутилась Мири.

Тимон открыл книгу с родословным деревом королей и королев Данленда:

— История — это имена на странице. Пройдут годы, и твоя подруга превратится в очередное ничего не значащее имя, которое школьникам придется запомнить. Или ее имя может оказаться связанным с переменой. Ты умная, Мири. Ты сама понимаешь, что нельзя одновременно поддерживать и подругу-принцессу, и борьбу народа за справедливость.

Нет, она этого до сих пор не понимала. А теперь эта мысль больно ее ударила.

Тимон вскочил, щеки его запылали.

— Пусть же народ усомнится в принцессе. Так он смелее начнет задавать вопросы, которые сотрясут королевство. Народ поднимется, корона падет, все титулы будут упразднены, и наконец все станут равными.

Когда Тимон так говорил, ей невольно хотелось присоединиться к маршу и громко кричать. Народ поднимается, королей упраздняют, в стране перемены! Сердце громко стучало, но внутри все сжималось от чувства вины. Ну почему все так сложно?

В тот день Мири обрела настоящий покой только на занятиях по математике. Здесь можно было разбить числа на две простые категории: положительные и отрицательные. В отличие от чисел слова редко имели одно значение. Они находились в движении, менялись, скрывались под чужой личиной и выскакивали неожиданно. Слова были скользкие и живые; они вырывались из ее тисков и становились другими. Слова таили опасность.

«Один плюс один всегда будет два», — подумала Мири.

Она взглянула на девушку на картине. Неужели ее лицо и прежде выражало такую безысходность? Казалось, девушка поймана в ловушку — ей хочется исследовать мир, но она не может поставить этот глупый кувшин.

«Прости, — подумала Мири, обращаясь к девушке на картине. Ей просто нужно было перед кем-то извиниться. — Я очень виновата».