– Сейчас, девочка моя, сейчас, – перепуганно замямлил Дядюшка и снова взялся за трубку.

– В Козьей роще, – выдал он, разъединившись. – Это в предгорьях хребта, до Зоны оттуда рукой подать. Фред говорит, двое суток «додж» там стоял, самое меньшее. Так что…

– Поехали! Да вставай ты уже! – закричала Сажа так, что Дядюшка подскочил и суетливо принялся одеваться. – Покажешь, где эта чёртова роща.

Съёжившись на пассажирском сиденье, Дядюшка Бен опасливо наблюдал, как мимо проносятся встречные автомобили.

– Потише, девочка. Не гробануться бы.

Сажа не ответила. Через полчаса она осмотрела место, где двое суток простоял найденный полицией «додж».

– И что теперь? – осторожно спросил Дядюшка Бен. – Для чего всё это?

Сажа с минуту невидяще смотрела на него. Затем развернулась и побежала по направлению к Зоне.

– Куда?! – отчаянно кричал ей в спину Дядюшка Бен. – Куда ты, девочка моя? Остановись, прошу тебя, умоляю, не ходи!

Когда Сажа скрылась из виду, Дядюшка тяжело осел на землю. Старческие редкие слёзы потекли по дряблым чёрным щекам.

Сажа не заметила, как пересекла границу кольца. Лишь когда оказалась посреди макового поля, она снизила темп, а потом и остановилась. Охнула, заозиралась. Сажа была в Зоне. В той самой Зоне, с которой переплелась жизнь её отца, и её приёмного отца, и их многочисленных друзей, знакомых и родственников. И её собственная жизнь, странная и короткая, которая вот-вот могла оборваться. И жизнь ещё одного человека, сильного, дерзкого, гордого, единственного, с кем у неё могло бы сложиться то, что бывает у людей, и с кем ничего не сложилось.

Он мёртв, сказала себе Сажа. От него ничего не осталось. И она, несомненно, будет мертва, если немедленно не уберётся отсюда. Вон она, граница, в полутора сотнях футов за спиной. Сажа сделала назад шаг, другой. Алые, кровавые цветы при полном безветрии вдруг укоризненно закачали маковками. Он жив, внезапно поняла Сажа. Она знает, что он жив, чувствует, как не раз чувствовала, кто из пасынков Зоны будет жить и кого уже покрестила костлявыми пальцами смерть.

Сажа выдохнула и, сминая маки, ринулась вперёд. Достигла старой границы, здесь плантация заканчивалась, а дальше расстилалась покрытая мёртвой чёрной колючкой безжизненная равнина, упирающаяся по левую руку в развалины, а по правую – в горный хребет.

Сажа остановилась, растерянно переступила с ноги на ногу. Сумасшедшая дура, обругала себя она и добавила других слов, отвратительных, грязных, так, чтобы наотмашь, чтобы по лицу. Слова не помогли, она не в силах была принудить себя повернуть назад. Тогда Сажа стиснула зубы и пошла в глубь Зоны умирать.

«Комариные плеши», бормотала она, шаг за шагом продвигаясь по иссушенной солнцем мёртвой земле. Самое страшное – это «плеши», так все говорили: и Гуталин, и Карлик, и Гундосый Гереш. «Комариную плешь» не разглядеть, она прячется, гадина, маскируется, ждёт. «Плешь» следует обозначать гайками, а у неё и гаек-то никаких нет, у неё вообще ничего с собой нет, кроме навязчивого желания, чтобы свершилось чудо.

Внезапно Сажа почувствовала, что неподалёку справа что-то есть. Она бросилась на землю, прежде чем осознала, зачем это делает. Приподняла голову – тонкие перламутровые нити, изгибаясь и раскачиваясь, перемещались по равнине в сторону хребта. С минуту Сажа завороженно смотрела, как в трёх футах от земли нити сплетаются в кружево, как оно переливается на солнце. А потом в кружеве сверкнула вдруг молния, и здоровенный валун в сотне футов спереди треснул и раскололся.

Вот оно как, думала Сажа, закусив губу и провожая взглядом удаляющуюся от неё перламутровую смерть. Потом она поднялась, отряхнула от земли коленки и заплакала. Решимость ушла, исчезла, убралась за нитями вслед. Куда идти, было неизвестно, и, куда бы она ни пошла, гибель ждала её повсюду.

Где же его искать, растерянно оглядываясь по сторонам, думала перепуганная, заплаканная Сажа. И как? Ведь она здесь для этого, она пришла сюда на поиски своего исчезнувшего призрачного счастья. Найти которое невозможно.

– Ян! – надрываясь, закричала Сажа. – Я-яяяяяяяяяяяяяяяяяяян!

Она замерла, прислушиваясь, и не услышала ничего. Тогда Сажа опустилась на землю и, уткнувшись лицом в ладони, заревела навзрыд. А когда, наконец, отревела и подняла голову, увидела, как по равнине стремительно движется к ней чёрная точка. Сажа вскочила. Заколотилось, забилось от страха сердце. Точка росла, близилась, приобретала очертания и форму, и было видно уже, что это не человек, а покрытый шерстью зверь.

Страх ушёл. Сажа мобилизовалась и приготовилась драться.

Зверь, приблизившись, замер в двадцати шагах. Секунду они смотрели друг на друга, и Сажа вдруг почувствовала, что зверь неопасен, что он пришёл на её крик и нападать не собирается.

Зверь вскинул лапу, в ладони у него полыхнуло, а потом и запульсировало красным. От неожиданности Сажа вскрикнула, отшатнулась, но миг спустя взяла себя в руки и, не отрывая от зверя взгляда, стала смотреть, как красный меняется на розовый, потом на кремовый и, наконец, на матово-белый.