Но больше всего меня бесило то, как он игнорировал меня — напрочь и категорически. Словно я ничто и имя мое никто. Словно я кусок дерьма, плевок или жвачка, которую нужно просто стряхнуть с его единственной дочери. Да если бы он пришел ко мне с бутылкой или — черт с ним, даже без бутылки, а просто как мужчина к мужчине и поговорил со мной по-мужски, даже набил бы мне морду — при его росте и весе это было вполне возможно, — я, быть может, если и не отстал бы от Эли, то хотя бы объяснил ему, кто я и что, — ужепрезидент Культурного центра и главный редактор первой русской радиостанции в США! Ужелауреат премии имени Бориса Смоляра, а в будущем…

Но ему было совершенно наплевать на мое настоящее и будущее.

И потому в те двадцать минут, на которые прибегала ко мне его дочь, я любил ее с таким мстительным напором, что она задыхалась от своих непрерывных оргазмов, отползала от меня к стене и кричала: «Все! Хватит! Все! Я не могу больше!»

Но, как я уже цитировал великого русского философа и антисемита, женщина испытывает чувство благодарности мужчине за каждый акт соития. И если я еще не знал, относится ли это к китаянкам, то к американской еврейке Элианне это относилось целиком и полностью, иначе она бы не летала ко мне каждые два дня на своем «шевроле-корвете».

А потом, в начале августа, мистер Давидзон, как все нью-йоркские миллионеры, вообще улетел с женой на Martha\'s Vineyard, элитный остров вашингтонских политиков возле Кейп Кода, и Эли стала работать со мной в WWCS. С ее помощью я на прекрасном английском языке стал рассылать сотни писем во все правительственные организации и фонды с подробным описанием значимости нашей будущей радиостанции и получать в ответ поздравления и Good luck! от конгрессменов и даже от губернатора штата Нью-Йорк, которые я тоже публиковал в «Новом русском слове». Таким образом, престиж нашей будущей радиостанции поднялся так высоко, что когда я привез Элианну на экскурсию по Брайтону (ну, или она привезла меня туда на своем реактивном «Шевроле-Корвете»), Марик «Гром», хозяин магазина International Food, огромного, как «Елисеевский» в Москве, но с полным американо-украинско-кавказским ассортиментом продуктов и собственными кондитерским и коптильным цехами, тут же повел нас наверх, в свой кабинет на втором этаже, налил по рюмке какой-то уникальной настойки собственного приготовления и сказал с укором:

— Вадик, ну зачем ты написал в газете, что у меня есть рыболовный флот?

— Марик, я же делаю из тебя легенду Брайтона!

— Пока ты делаешь из меня легенду, ко мне приходят крутые ребята и требуют бабки за протекшн не только магазина и ресторана, но и флота.

— А разве у тебя еще нет флота? — делано удивился я.

— Конечно нет.

— Так будет, поверь мне! — и я повернулся к Элианне: — Эли, посмотри на него. В этом маленьком еврее вся энергия нашей нации. Когда-нибудь я напишу роман «Легенды Брайтона», и он будет главным персонажем! Потому что этот маленький одессит приехал сюда всего шесть лет назад, когда тут только начинали селиться первые эмигранты. Тогда — скажи ей, Марик, — здесь был сплошной гармидер [5] , грязь и террор черных бандитов и наркоманов.

— Это правда, — подтвердил Марик. — Давай выпьем.

— Подожди, — попросил я. — Дай мне представить тебя настоящей американке! Марик с женой поселился тут, потому что рядом море, как в Одессе, и пошел работать таксистом. А когда наших тут стало прибывать, он арендовал в местном «гроссери стор» кусочек прилавка, поставил за него свою жену и на своем такси стал возить ей из «Астории», где живут украинцы, полтавскую колбасу, пельмени, вареники с вишнями и что еще, Марик?

— Ну, всякое… — сказал Марик. — Давай вже выпьем!

— И ты видишь, что из этого вышло? — я обвел рукой вокруг. — Сейчас у него двухэтажный магазин и ресторан со своими кондитерским и коптильным цехами.

— Но флота нет, — сказал Марик.

— Так будет! — снова сказал я. — За это и выпьем!

Мы выпили, и я спросил:

— Марик, как мне найти Якова Майора?

— А зачем тебе Яша? — спросил Марик.

— У нас же скоро открытие станции. Я сделаю цикл передач про самых легендарных людей нашей эмиграции. Майор будет второй легендой после тебя.

Марик польщенно улыбнулся и снял телефонную трубку:

— Сема, найди мне Яшу Майора. И еще. Сейчас к тебе придет Дворкин с настоящей американской красавицей. Накорми их по-нашему.

— Марик, — удивился я. — Ты что, был в Тарасовке в «Кооператоре»?

— Никогда не был, а что там? — спросил он.

— О, это целая история. Когда-нибудь я опишу ее в своем романе, а сейчас, если хочешь, расскажу вам двоим.

— Тогда еще выпьем, — Марик снова наполнил рюмки какой-то рубиновой ежевично-райской настойкой.

И я рассказал им «за Тарасовку», что в сорока километрах от Москвы по Ярославскому шоссе. Три года назад я заехал туда на своем «жигуленке» и обнаружил на бывшей рабочей столовой новую гордую вывеску «Ресторан “Кооператор”» — первый знак косыгинской экономической реформы. Но внутри все было почти как раньше, только шашлыки были настоящие, не из свинины, а из баранины, и даже соус подали настоящий — гранатовый «Наршараб». Пораженный этой революцией, я через месяц привез сюда Александра Борисовича Столпера, классика советского кино, постановщика эпохального фильма «Живые и мертвые», а еще раньше — «Парень из нашего города», «Жди меня» и «Повесть о настоящем человеке». То был короткий период нашего творческого союза, когда Столпер уговаривал меня написать для него сценарий о летчиках, а я его — снять фильм о правозащитниках и диссидентах. Но на этот раз шашлыки тут были отвратительные и даже соус не гранатовый, а томатный. Разозлившись, что я так опростоволосился перед классиком, я в ответ на двадцатирублевый счет швырнул на стол двадцатипятирублевку, буркнул официанту: «Сдачи не надо!» и вслед за Столпером вышел из ресторана.