Оба Лериме – и Лерметт, и Илери – согласно кивнули. Так согласно, словно представляли собой единое целое и слитный разум.

– А что это такое – ларе-и-т'аэ? – полюбопытствовал Эттрейг – вместо Шеррин, окончательно потерявшей дар речи.

– То, без чего нельзя жить, – неуклюже ответил Ниест.

– Так что имей в виду, Шайри – если ты при первой же возможности не повиснешь у меня на шее взамен этого шнурка с камешками, жизни мне не будет, – улыбнулся Эннеари.

Слова его могли показаться шутливыми и даже ехидными – но в голосе звенела такая неистовая, такая беззащитная, такая искренняя нежность, словно кроме них двоих с Шеррин на всем белом свете сейчас не было никого.

– Только эльф может улыбаться так обольстительно, когда у него вся морда в крови, – пробурчал себе в бороду Илмерран. – Арьен, ты неисправим.

У него за спиной раздался внезапно приглушенный снегом стук копыт, и гном обернулся.

Исцеленная Илери соловая кобылка, забытая впопыхах на лесной дороге, решила отыскать наездницу. Она шла, бойко перебирая стройными ногами и помахивая хвостом, и никак не могла взять в толк – почему при ее появлении все сначала подскочили на месте, словно это и не она, а чудище какое, а потом сразу столь же необъяснимо успокоились. Ну, да у этих двуногих вечно в голове какие-то странности.

– Н-ну-у… не знаю, – с сомнением протянул Сейгден. – И так уже сколько времени потеряли.

– Время у нас покуда есть, – заметил Эттрейг. – Но в обрез.

– Как будто еще несколько минут что-то изменят! – яростно возразил Эннеари.

Каждого из этих людей, а уж Лерметта тем более, он бы поодиночке уговорил. Но всякий раз, когда ему приходилось убеждать в чем-то не одного, а сразу нескольких людей, Эннеари неизменно терялся. До сих пор, несмотря ни на что – терялся. Будь другие эльфы рядом, возможно, он нашел бы, что сказать – но Илмерран самым непререкаемым образом отправил и четверку друзей и Илери по каким-то неотложным делам. Объяснять, куда и зачем он их разослал, гном не удосужился, да и спрашивать было некогда.

– Почему ты так настаиваешь? – удивился Лерметт.

– Да я просто не могу дозволить, чтобы Шайри вошла к Иргитеру в таком виде! – возмутился Эннеари.

– А чем тебе такой вид плох? – поинтересовался Лерметт.

Вид, и в самом деле, не шел ни в какое сравнение с прежним. Вернуть изуродованные брови и ресницы в их обычное естество для Илери труда не составило – да и что это для эльфийской целительницы? Ведь не рана, в конце концов. А если глянуть, что за кудри скрывались под натянутым на самый лоб стоячим чепцом… нет, все-таки надо быть эльфом, чтобы под таким маскарадом углядеть эту своеобразную, ни на что не похожую красоту.

– Да тем, что стоит Шайри появиться в этом платье, и весь наш план рухнет! – упрямо заявил Эннеари. – Никакого ошеломления не получится.

– Знаешь, – благоговейно выдохнул Лерметт, – я впервые в жизни вижу, как ты врешь. Да еще так нагло.

Эннеари зарделся до корней волос.

– Да, вру! – взорвался он. – Лериме, как ты не понимаешь? Это крысомордие посмело напугать женщину. Мою женщину! Напугать до такого вот унижения! – Арьен гневным взмахом кисти указал на красное с розовым платье Шеррин. – И я, по-твоему, допущу, чтобы она показалась этому мерзавцу в наряде своего страха и унижения?!

– А теперь не врешь, – очень серьезно кивнул Лерметт.

– Я не понимаю, о чем вы спорите, – робко вмешалась Шеррин. – У меня же все равно других нарядов нет.

– Зато у меня есть! – рявкнул Эннеари.

Лерметт вытаращил глаза.

– Я с собой четыре нарретталя приволок, и все разные, – чуть остывая, произнес Арьен. – Ну… как посол… если какой-нибудь пир или там прием…. в общем, если важная церемония, и надо одеться на человеческий манер, дабы почтить… тьфу! Лерметт, да не смотри на меня так! Сам ведь знаешь – послам каких только глупостей делать не приходится… так я на всякий случай.

Лерметт снова пресерьезнейшим образом кивнул, но губы его дрогнули.

– Нарретталь, он ведь и мужчинам, и женщинам годится, – продолжал Эннеари. – Широко особенно не будет, мы, эльфы, и вообще народ не широкий. А что длинно, так это вмиг подрезать можно. Нарретталь ведь можно сколько угодно подрезать, это не платье.

Он снова, не сдержавшись, метнул взгляд на злополучное платье Шеррин – такой обвиняющий, словно оно само было повинно в своем выдающемся безобразии.

– Воротник, правда, совершенно мужской, но даже и так будет лучше. Все лучше, чем это… эта… взбесившаяся клумба! Шайри, ну я тебя очень прошу…

– И не проси, – хмыкнул Сейгден. – Какая женщина от нового наряда откажется? У вас десять минут, ваше высочество.

– Я успею, – пообещала Шеррин и исчезла за дверью комнаты Эннеари.

Управилась Шеррин гораздо быстрее, чем за десять минут. Принцессы из захолустных королевств, не обремененные избытком фрейлин, привычны одеваться сами – и быстро. Когда Шеррин, преображенная почти до неузнаваемости, появилась на пороге, ахнул даже Илмерран.

– Да, – веско сказал Сейгден. – Это просто слов нет. Если Иргитера это не ошеломит… ну, тогда он и не человек вовсе.