Шрифт:
— Ладно. Я дам команду. Хотя это и разозлит анархистов.
Вечером комбриг, встретив советника на передней линии, вспомнил его требование и сказал:
— Кстати, девушка Педро заявила, что сама собиралась покинуть бригаду.
— Сама? — насторожился Хаджумар.
— Мол, перестало у нас пахнуть свободой. Уехала в город.
— И она действительно уехала в город?
— А куда же она могла? — удивился Дурутти.
…Ночью, когда, судя по оживлению в стане врага, стало ясно, что атака начнется утром, Хаджумар отыскал Дурутти и попросил:
— Дай мне право изменить тот план, что мы выработали.
— Ты что?! — рассвирепел комбриг. — Все уже готово к отражению атаки. Ты что-то упустил?
— Я дал ложную экспозицию, — признался Хаджумар.
— Почему?!
— Я не мог рисковать — вокруг нас было очень много людей.
— Тебе что, снятся диверсанты и шпионы?! — в сердцах закричал комбриг. — Как теперь исправлять твои затеи?
— Мы перестроимся за полтора часа, — заявил Хаджумар. — Я дал команду готовить ложные и запасные позиции и под этим видом кое-что успел предпринять.
…Когда началась артподготовка и бомбежка, Дурутти молча переглянулся с советником. В самом деле, это было поразительно: артиллерия врага била точно и только по тем позициям, которые были определены Хаджумаром в присутствии анархистов. Мятежники посылали туда снаряд за снарядом. Да и самолеты пикировали на эти же цели. Точно били и по позициям, предназначенным под пулеметы.
— Ты убедился? — спросил Хаджумар. — Враг знал нашу дислокацию.
— Среди анархистов предатели? — скрипнул зубами Дурутти.
…Мятежники уверенно двинули вперед танки. Шли так, будто не ожидали никакого ответного огня. Но он обрушился на них, и обрушился с неожиданной стороны. Запылали танки, обстреливаемые с фланга артиллеристами, словно на плацу. Застрекотали пулеметы, отсекая пехоту фашистов от танков. Огонь был такой плотности, а система так продумана, что враг остановился, а потом стал в беспорядке отходить, оставляя на поле множество трупов. Семь танков ярко пылали посреди нейтральной полосы.
Дурутти порывисто обнял советника:
— Спасибо, камарада! Ты похож на нас, каталонцев! — Это была его высшая похвала.
— Что касается Каталонии, то смею тебе напомнить: это имя области дали наши предки, аланы, которые в четвертом веке жили там.
— Что ты говоришь? — изумился комбриг. — Так аланы — предки…
— …народа, к которому я отношусь!
— Я знаю, что ты из России, но кто ты по нации?
— Я прошу не называть больше этой страны применительно ко мне, — напомнил Ксанти условие, с которым был направлен к Дурутти.
— Но нас никто не слышит, — оглянулся по сторонам комбриг. — Кто же ты?
— Осетин. Есть такой народ в горах Кавказа.
— Осетин… — задумчиво произнес комбриг. — Осетин! Алан! Прекрасный ты человек, камарада советник. И умница! Впрочем, ваши знают, кого посылать! Ты знаешь, что я выгнал предыдущего советника?
— Знаю, — ответил Ксанти и предложил: — Сейчас надо передвинуть артиллерию на новые позиции. Теперь и они перестроятся. Надо ждать удара по левому флангу.
— Командуй! — решительно махнул рукой Дурутти.
Кильтман с ужасом наблюдал, как оживают артиллерия и пулеметы республиканцев на Каса-де-Кампо. Особенно удивило, с какой легкостью артиллеристы бригады Дурутти расправились с танками. В стереофоническую трубу было видно, как один танк за другим сперва вздрагивал — впечатление было такое, точно кто-то с чудовищной силой толкал его сбоку, заставляя вертеться на месте, — а затем вспыхивал. Убедившись, что артиллерия заняла не ту позицию, которую указала фрау Бюстфорт, а как нельзя самую удачную, он понял, что его перехитрили. И тогда Кильтман вызвал ее на командный пункт. Она появилась, надменная и довольная, игриво спросила:
— Вы уже соскучились по мне, полковник?
— Посмотрите на поле боя, — уступил он ей место у стереотрубы. — Видите, откуда бьет артиллерия республиканцев?
— Не может быть! — резко вскричала фрау Бюстфорт. — Я слышала, как военный советник предложил занять позицию в центре, и не уходила до тех пор, пока артиллерия не была переведена. Я ручаюсь за это!
— Вас раскусили и дезинформировали, — сказал он. — И теперь гибнут солдаты.