— И ты решил воспользоваться ее советом, — вкрадчиво подсказал Огородников.

Груздев шмыгнул носом:

— А что мне оставалось делать? Знаете, сколько я должен Прокопу? Вот я и подумал… Позвонил один раз, а когда стал звонить во второй, там на меня наорали… Короче, я понял, что это дело гиблое — в милицию ни за что ни про что заметут. Я же ни сном ни духом, куда она могла пропасть…

— Как ты думаешь, сама Илона, когда предлагала тебе раздобыть деньги таким способом, знала, где Катя?

Груздев ненадолго задумался:

— Я так понял, что нет. Она узнала о том, что девчонка пропала, от своей матери, а ей вроде бы звонила мать этой самой Кати. Илона просто быстро просчитала, как добыть деньги, голова у нее всегда работала. Я бы сам в жизни не догадался… Это она придумала потребовать выкуп…

«Да уж, — подумал Ремезов, — эта самая Илона, похоже, и в самом деле еще та штучка, побыстрее бы оклемалась, любопытно будет на нее взглянуть. Хуже другое — по-прежнему не ясно, где искать Катю Чернову».

— Скажи-ка, — решил уточнить Ремезов, — а там, в квартире, куда ты притащил Илону, Кати быть не могло?

— Нет, всех, кто там был, я знаю.

Огородников достал из папки чистый лист бумаги и ручку из кармана:

— Давай пиши.

— Что? — не понял Груздев.

— Все, что только что рассказал. И не забудь перечислить всех, кто был на хате… Адресочки, адресочки тоже укажи.

Груздев посмотрел на лист бумаги, как будто ожидая от него какого-нибудь подвоха, тяжко вздохнул и взял ручку со словами:

— Да я уж столько написал, что у меня мозоль на пальце.

— Это что, — ввернул Огородников, — пока сидеть будешь, заработаешь мозоль на заднице.

Что уж такого вколол врач «скорой» Ольге, но она спала уже больше семи часов — тихо, не вскрикивая, не ворочаясь, вытянувшись в струнку. Обеспокоенная Светлана пару раз заглядывала к ней в комнату и прислушивалась, дышит ли она вообще. Ольга дышала, беззвучно и неглубоко, как младенец, лицо у нее было измученное и исхудавшее, с глубоко запавшими, плотно закрытыми глазами. Если бы кто-нибудь раньше сказал Светлане, что человек может так измениться за каких-то два дня, она ни за что бы не поверила.

Впрочем, сама она выглядела не лучше: давно нечесанные густые волосы, а глаза точно обведены жирным слоем черной краски.

— Нет, с этим что-то нужно делать, — сказала она своему отражению в зеркале и принялась отчаянно расчесывать массажной щеткой свалявшиеся волосы. Следовало бы немного подкраситься, но эта процедура и в обычные дни казалась ей утомительной, а потому она ограничилась тем, что пару раз мазнула по губам губной помадой.

— Хороша, ничего не скажешь, — самокритично подвела она итог своим усилиям, — еще бы «фонарь» под глазом, и можно смело присоединяться к вокзальным проституткам, которых водят в подворотню за бутылку портвейна. А ты еще рассчитываешь на десять тысяч «зеленых», кто ж тебе даст?

После этой тирады она кое-как изобразила румянец на щеках той же самой губной помадой и посмотрела на часы: стрелки подбирались к восьми утра.

«Удавленник» больше не звонил. Она не сомкнула ночью глаз ни на минуту и, выставив за дверь Ремезова, поклялась сама себе, что выполнит любое условие похитителя. Один шаг в этом направлении она уже предприняла — позвонила управляющему банком «Ариус» Голущенко и, не вдаваясь в подробности, откровенно сообщила, что нуждается в его помощи. Тот, судя по голосу, вдохновился, что хотя и внушало умеренный оптимизм, но еще не гарантировало пресловутой тарелочки с голубой каемочкой.

Голущенко обещал приехать в девять, и у нее оставалось еще полчаса времени. Она пошла на кухню и сварила кофе, такой крепкий, что в голове мгновенно прояснилось, и принялась представлять, как она станет производить изъятие денег у Голущенко. Вот похотливый банкир заявляется к ней с букетом, полный приятных предчувствий, и тут она его словно бревном по загривку погладит:

— Одолжите мне, пожалуйста, десять тысяч долларов.

Физиономия у него, конечно, вытянется, и он скажет… Что же он скажет? Что его интерес к ней на такую сумму не тянет? И что тогда делать ей? Устраивать импровизированный стриптиз на кухне? Чем она может поразить его воображение? Своими бледными мощами? Его, завсегдатая саун с девочками? Бесперспективное занятие! Что ж еще можно предпринять, где взять эти проклятые деньги? Судьба и жизнь Кати зависят только от нее, Ольга не в счет, а потому она сделает все, что в ее силах. Если понадобится, будет валяться в ногах у Голущенко, но деньги достанет!

От будоражащих душу мыслей Светлану буквально зашкаливало. Нет-нет, соображала она, необходимо еще что-нибудь предпринять, иначе ей не видать этих денежек, как своих ушей! Но что? Черт побери, как она одета! С этим нужно что-то делать. Может, порыться в Катькиных вещах, там непременно найдется что-то…

Светлана на цыпочках вошла в комнату, в которой спала Ольга, и открыла шкаф. Джинсы, кургузые свитерочки, все подростковое, можно сказать, бесполое, Ольга одевала дочь без всякой фантазии… Черт побери! А вот это уже кое-что! Светлана извлекла из груды одежды полосатые лосины и тут же, сбросив халат, их натянула. Что еще? Под руки подвернулась хлопчатобумажная майка, открывающая плечи. Ладно, подойдет. Пусть видит товар лицом. Фу, ну и гадость! Просто дешевый маскарад! А что еще можно предложить? Плевать на все, если на то пошло, то она займется с ним любовью прямо здесь!