— Спасибо, Грэтхен. Я в порядке, — прошелестел старик.

Однако было видно, что и сам взлет, и нынешний полет он переносит неважно. И без того бескровное, обтянутое пергаментно-коричневой кожей лицо не выражало никаких эмоций, но в выцветше-серых глазах, прикрытых, как от яркого света, тяжелыми красноватыми веками, просматривалось страдание, которое старик изо всех сил пытался скрыть от окружающих.

Женщина взяла в свои ладони костистую большую ладонь старика.

— Отец, если что-то нужно, скажите, у меня с собой все лекарства.

— Грэтхен, — недовольно, почти не поднимая век, произнес старик. — Тебе сейчас нельзя отвлекаться на мелочи. Сосредоточься. Ничто постороннее не должно тревожить твое сознание.

— Я знаю, отец, — блондинка ласково пожала ладонь старика. — Я готова. Главное, чтобы успели Мартин и Фридрих.

— Успеют, — уверенно качнул головой старик. — Я не сомневаюсь.

Блондинка оторвалась от соседа, взглянула на противоположную скамью и коротко, но вполне ободряюще кивнула: мол, все в порядке. Не волнуйтесь. В ответ не прозвучало ни единого звука, но в душном салоне сразу стало значительно свободнее дышать, будто кто-то открыл окно, обеспечивая приток свежайшего, бодрящего воздуха. Похоже, самочувствие колоритного старика волновало в этом отсеке всех без исключения.

Ольга с Владом медленно прохаживались по поляне. Неспешный шаг вполне соответствовал неспешному разговору. А необозримая, величественная даль тундрового пространства, распростершегося вокруг, поневоле заставляли мыслить не сиюминутными бытовыми мерками, а категориями иного, общечеловеческого масштаба.

— Знаешь, я как раз была в командировке в Грозном, когда по местному телевидению выступил Лечи Хултыгов, их тогдашний председатель Национальной службы безопасности, — вспомнила Ольга. — Он заявил, что ФСБ готовится произвести в Чечне землетрясение, превосходящее по силе спитакское. Я даже название этой операции помню: «Везувий». Никто, конечно, в это не поверил, а двадцать третьего февраля, как Хултыгов и предупреждал, было зафиксировано два подземных толчка. Я потом все же договорилась с ним об интервью, но все что-то мешало, а летом его убили… Знаешь, мне никогда не приходило в голову все эти факты сопоставить. А сейчас… Страшно мне чего-то, Влад! — И девушка жалко улыбнулась. — Мне что-то сейчас слова нашего любимого Жириновского вспомнились про Индонезию…

— Оль, ну ты просто из крайности в крайность… — Влад ободряюще улыбнулся. Уловив реакцию Ольги, он уже, судя по всему, серьезно пожалел, что затеял это теоретическое обсуждение.

— Слушай, Вольфовича не стоит недооценивать. За маской шута и горлопана скрывается очень опытный политик. — Славина серьезно взглянула на собеседника. — Поэтому к его словам, что Россия обладает тектоническим оружием, которое способно погрузить Австралию или Америку за неделю под воду, минимум, на три метра, не стоит относиться, как к пустой болтовне. Это угроза, Влад. Причем, не завуалированная, а прямая!

— Может быть, — согласился Рощин. — Не зря ведь тектоническое оружие называют оружием третьего тысячелетия. Знаешь, что меня поразило? Недавно было обнаружено, что после подземных ядерных взрывов, как и после землетрясений, в земной коре распространяются волны, идущие со скоростью несколько десятков километров в год. И это может длиться десятилетиями!

— Что ты хочешь сказать, что последствия от взрыва, совершенного в восьмидесятом, допустим, году, на Новой земле, могут проявиться через сорок лет, скажем, в Турции?

— Именно. — Влад погрустнел. — Человечество не ведает, что творит. Не факт, что тот, кто сегодня использует тектоническое оружие, сам уцелеет от его последствий.

— Возмездие?

— Да. Причем неотвратимое. Планета Земля такого не прощает…

— Слушай, но ведь если мы с тобой это понимаем, что, ученые этого не знают?

— Знают, конечно. Более того, ты ведь, наверное, в курсе, что работы по созданию такого оружия всегда прикрывались исключительно гуманными целями: якобы, с помощью направленного ядерного взрыва можно будет предупреждать землетрясения. То есть скопилось где-то критическое тектоническое напряжение, маленький взрывчик, и все замечательно — клапан сняли, вредоносный пар выпустили, значит, катаклизм отменяется. Здорово, да? Красиво!

— Красиво, — уныло согласилась Ольга.

— Эту идею усиленно разрабатывал Сахаров.

— Сахаров? Никогда не слышала…

— Да-да. Конечно, все было страшно засекречено. А прекратил он исследования по одной простой причине: понял, что наши военные не преминут воспользоваться его открытием для создания того самого тектонического оружия. Ну, а, получив его в пользование, конечно, не утерпят и непременно организуют парочку землетрясений на вражеской территории.

— Слушай, а когда мы стали это оружие разрабатывать? Именно как оружие? Давно?

— В шестьдесят первом, на Новой Земле, мы испытали самую мощную в мире термоядерную бомбу в пятьдесят миллионов тонн тротила. Вот тогда все и началось. Специально для Хрущева КГБ состряпал фальшивку, якобы перехват рапорта командира американской подлодки. Тот в панике докладывал Сенату, что его субмарина едва не погибла из-за действия ударной волны от какого-то сверхмощного советского взрыва. Дескать, если такие взрывы русские организуют у побережья США, то вся Северная Америка погибнет от цунами. Конечно, Хрущев клюнул! А уж потом, в семидесятых, судя по разведданным, америкосы, как саранча, полезли в океанические разломы со своими сейсмографами. КГБ, ясное дело, расценило это как подготовку к геофизической войне. Понятно, мы тоже полезли в разломы. Мы же всегда готовились к адекватному ответу! И вот тогда, практически одновременно, и мы, и американцы разработали методику, которая позволяла отличать землетрясения искусственные от естественных катаклизмов. С тех пор и идем нога в ногу. В СССР действовала особая военная программа «Меркурий-18». Двадцать два крупнейших научных учреждения Советского Союза трудились над созданием тектонического оружия!