— Влад, он хочет знать координаты для вертолета.

Рощин о чем-то быстро переговорил с вице-губернатором, Ольга не прислушивалась. Вернул телефон, потер руки.

— Ну что, приступим?

Журналистка припала к глазку камеры. Сняла панораму окрестных сопок и безоглядной зеленой тундры, темный скальный массив на краю площадки, саму площадку, «наехала» на сейд, громадный, черно-серый, с маленькой розовой шапкой на плоской голове. Мегалит держался на трех небольших камнях-подставках: светло-сером, кирпично-коричневом и бело-розовом. Под неуклюжим массивным туловищем глыбы виднелась глубокая, уходящая в темное чрево земли расщелина. По самому ее краю, практически захватывая боковину, выползала на скалу белая, с грязно-желтыми прожилками, широкая кварцевая жила. Ольга все это тщательно сняла, меняя ракурсы и углы, вернулась к Рощину:

— Влад, это и в самом деле классический сейд? И кварцевая жила, и разлом, и подставка, и шапка.

— Оленька, ты — умница! — радостно согласился Рощин. — Все заметила! Ну, а на ощупь?

— Забыла… — покаянно произнесла Славина, протянула ладошку и приложила к мегалиту.

От камня тянуло прохладой, но не зимним холодом мертвой глыбы, а свежестью летнего вечера или живительной росой раннего утра. Короче, эта прохлада была живой!

Макс наблюдал за Ольгиной суетой, нервно теребя молнию ветровки. Наконец он не выдержал:

— Оля, ты можешь меня выслушать?

— Да? — вопросительно взглянула на него Славина.

— Оля, — Барт очень волновался, так, что не мог это скрыть, — Рощин затевает весьма опасное дело. Мы не знаем, как поведет себя в случае активации сейд, как это отзовется на скальном массиве, чем закончится выброс энергии.

— Но Влад будет делать это не впервые! — возразила Ольга. — Ты что, не доверяешь ему?

— Пойми, тут дело не в доверии, а в недостаточном количестве знаний о последствиях активации. Разбудить силу природы — это одно, а уметь с нею совладать — совсем другое. Поверь, мне несколько раз доводилось присутствовать при экспериментах типа этого, и заканчивались они всегда непредвиденно и, увы, трагически.

— Макс, по-моему, ты стараешься меня напугать! — ехидно улыбнулась журналистка.

— Именно, — серьезно согласился Барт. — Я — ученый. И то, что сегодня происходило здесь, на Сейв-Вэре: галлюцинации, радоновые ловушки, исчезающие речки, атака феромонов, — все это говорит о том, что плато живет своей энергетической и очень сложной жизнью. И сейчас, в полнолуние, видимо, особый период активности. Любое вторжение, любая попытка повлиять на изменение энергий может окончиться плачевно. Я прошу тебя…

— Но ты же не возражал против активации на Вещуне? — удивленно спросила Ольга.

— Вещун — место принципиально другое. И потом, там Рощин уже делал это. Здесь же последствия предсказать нельзя, пойми!

Славина огляделась вокруг, с удовольствием вдохнула чистейший воздух, погладила на теплой щеке солнечный лучик, прислушалась к спокойной усыпляющей тишине.

— Макс, насколько я понимаю, тебя сюда никто силком не тащил. А я, между прочим, прилетела из Москвы специально ради этого! — Ольга объявила это с вызовом, словно обвиняя Барта в откровенной трусости, и, давая понять, что разговор окончен, снова приникла к глазку телекамеры.

Рощин складывал у подножия облюбованного сейда, прямо на выходе кварцевой жилы, небольшой аккуратный костерок. Сухие березовые полешки, ветошь, старые газеты поочередно извлекались из необъятного рюкзака и укладывались ровной горкой. Рядом лежал какой-то объемистый тяжелый сверток, упакованный в холщовые тряпки и укутанный полиэтиленом.

Наконец, священнодействие над сооружением кострища было закончено, Влад чиркнул зажигалкой, понаблюдал за веселым голубым огоньком, юрко запрыгавшем внутри пирамиды, повернулся к спутникам.

— Ну вот. Сейчас как следует разогреем жилу. Думаю, получаса хватит, лето все-таки…

Ольга, не переставая, снимала. Максим молча кусал губы.

Зав реанимационным отделением спускался в кабинет главврача больницы, по пути в который раз размышляя о непонятном случае, с которым столкнулся впервые за двадцатипятилетнюю врачебную практику. Молодой, крепкий, здоровый организм двадцатидвухлетнего парня разрушался прямо на глазах. Многочисленные приборы, к которым был подключен сын вице-губернатора, беспощадно фиксировали неуклонно прогрессирующее снижение всех жизненных показателей. Капельницы, поддерживающие инъекции, переливание крови и прочие реанимационные процедуры никакого эффекта не давали. Врачи терялись в догадках, борясь с неизвестным врагом, буквально сжирающим парня.

— Петр Петрович, — открыл реаниматолог дверь начальственного кабинета, — парню хуже. Была бы свободна капсула… Короче, я ни за что не ручаюсь…

— Что, так плохо?

Зав отделением удрученно кивнул.

— Ну, хоть приблизительное понимание есть, что с ним?

— Нет. — Реаниматолог качнул головой. — Нет. По общему состоянию похоже на мгновенное сильнейшее радиоактивное облучение, но радиации в организме нет… Иммунная система слабеет с каждой секундой, будто с космической скоростью прогрессирует СПИД, но ВИЧ не обнаруживается. Пульс, легкие, сердце… Все плохо! Боюсь, минут через сорок при таком развитии придется переводить на искусственную вентиляцию. Еще и почки отказывают… Я бессилен, Петр Петрович. И самое главное — не знаю, какой именно специалист может помочь, кого привлекать.