Эдберг Рольф
Шрифт:
Возможно, сеньор Альмиранте, Вас удивляет, что наше плавание все еще продолжается. Ведь у святого Августина Вы могли почерпнуть авторитетное указание, что конец света должен наступить через семь тысяч лет после сотворения мира, а поскольку мудрый король Альфонс к тому же подсчитал, что ко времени рождества Христова возраст Земли составлял пять тысяч триста сорок три года и триста сорок восемь дней, Вам, когда Вы предавались уединенным размышлениям, достаточно было прибавить тысячу пятьсот три, чтобы выяснить, что до конца света оставалось всего сто пятьдесят три года.
Подтверждение своим выкладкам Вы могли найти в нюрнбергской всемирной хронике: как раз когда Вы вернулись из первого плавания, она возвестила, что у мира позади шесть эпох, впереди седьмая, и последняя; когда будут заполнены оставшиеся шесть страниц хроники, трубы возвестят о приходе Судного дня. Но до той поры на человечество обрушатся все апокалипсические бедствия — землетрясения, мор и голод. Хлеба не будут созревать в полях, родники иссякнут, реки наполнятся кровью и мерзостью, так что птицы небесные, звери наземные и рыбы морские погибнут.
Откуда Вам было знать, что именно Ваши плавания и все, что они повлекли за собой, развеют присущее средневековью и прочно внушенное Вам представление о близком конце света. Когда Мартин Лютер, духовный конкистадор, но не бог весть какой еретик, отнес сотворение мира к 4000 году до н. э. и предсказал, что при царящем падении нравов мир вряд ли переживет год 2000-й, никто уже не прислушивался к мрачным пророчествам. Запад сделал своим кредо идеи безграничного прогресса, они определяли его духовные искания и вдохновляли кипучую деятельность. До тех пор, пока уже в мое время не возродились пессимистические настроения.
Мы определяем возраст мира во столько же миллиардов лет, сколько тысячелетий числили за ним Августин и Лютер. И конец света не наступил ни в 1656 году, ни после. На страхи позднего средневековья мы можем смотреть с удивлением и иронией, зная, что они не подкреплялись никакими земными реальностями.
Так, может быть, и наши собственные опасения столь же необоснованны?
Разница налицо уже в отправной точке. Ваше время боялось неведомого, мое больше опасается того, что известно. Ваше время страшилось жупелов, рожденных человеческой фантазией, сегодня мы страшимся самих себя.
Кажется парадоксом, что тот самый рост технологии, который развеял былые страхи перед Судным днем, вызвал к жизни новые. Все объясняется просто: произошло-то многое, да мало что изменилось. Земной шар стал реальным понятием, теологические доктрины сменились технологическими.
и человеческий род приближается к стадии глобального роения. А вот наше отношение к реальностям, особенно в западном обществе, в основном остается прежним. Раньше, когда нас было мало и наша техника была меньше развита, мы еще могли внушать себе, что будем только в выигрыше, покушаясь на окружающую среду. Сегодня лишь разгильдяи и невежды могут утверждать, что этот путь ведет к благу, а не к катастрофе.
Масштабы, интенсивность, временной критерий стали иными, сделав довольно безобидные в прошлом действия опасными для жизни.
Не так давно мне довелось участвовать в симпозиуме в североамериканской столице, где группа молодых исследователей представила модель мира, созданную при помощи ЭВМ. В искусственный мозг они заложили данные о пяти основных факторах, определяющих границы роста: численность населения, продукция сельского хозяйства, природные ресурсы, промышленное производство, загрязнение. Если количество людей и потребление природных ресурсов и впредь будут удваиваться так же быстро, как теперь, — в соотношении 1, 2, 4, 8, 16 и так далее, — предел будет достигнут очень скоро. Все пять факторов взаимосвязаны; измени цифровое выражение любого из них, все равно конечный итог будет тем же. Вероятный крах в ближайшем столетии — таково заключение ЭВМ.
К такому же итогу пришли многие ученые и неученые на основе собственных анализов и рассуждений, без всяких ЭВМ.
Молодых творцов модели мира критиковали за то, что они не приняли в расчет дальнейшее развитие технологии. Вероятно, то же можно сказать о тех, кто предупреждает, что через десяток-другой лет мы в последний раз увидим незамутненный солнечный свет, а к концу столетия угаснет жизнь в Океане.
Спорят только о сроках, а не о тенденции развития. Задачей было показать: что случится, продолжай мы следовать прежним курсом. Если я знаю, что мой курс грозит крушением, не так уж важно, успею ли я до той поры перевернуть песочные часы два, четыре или восемь раз.
Сам прогресс вида может обернуться его гибелью. Теперь, когда планета настолько уменьшилась, что впервые каждое земное существо зависит от всего происходящего на ней, мы — также впервые — начинаем ощущать дефицит того, чем до сих пор, казалось нам, располагали в изобилии: сырье, энергия, пресная вода, чистый воздух, пространство. Впервые и со временем стало туго: планетные ресурсы на исходе, и при нынешних темпах всего, что происходит, мы очень скоро можем окончательно утратить контроль над нашей цивилизацией. Если не возьмемся за ум.