Они так настоятельно приглашали Аллейна и Фокса осмотреть их сад, что у Аллейна не хватило духу отказаться, к тому же он искренне интересовался садоводством. Миссис Харрис дала им каждому по букетику лаванды и розмарина, сказав при этом, что они более уместны в руках у джентльменов, чем яркие летние цветы. Вид Фокса, торжественно державшего букет в своей огромной руке и с самым серьезным видом разглядывавшего бордюр из анютиных глазок, совсем доконал его начальника. Было уже два часа, когда они наконец завершили экскурсию по саду.

— Обязательно заезжайте, когда снова окажетесь в наших краях, — доброжелательно щурясь, сказала Аллейну миссис Харрис, — и я непременно запомню все, что вы рассказали мне о лекарственных травах, которые выращивает ваша матушка.

— Да, да, — подхватил мистер Харрис. — Всякий раз, когда окажетесь в наших краях. Обязательно. Мы особенно рады всем, кто приезжает из старого доброго Фальконбриджа.

Они стояли у калитки бок о бок и по-детски махали им, пока Аллейн разворачивал машину.

— Ну и ну! — воскликнул Фокс.

— Ни слова, пока мы не окажемся в этом трактире на окраине Барбикон-Брамли! — взмолился Аллейн. — Вы сознаете, что мы с утра ничего не ели? Я отказываюсь говорить о чем бы то ни было, пока не выпью пинту горького пива.

— Хлеб, сыр и пикули, — сказал Фокс. — Пикули, и чтобы в них было побольше лука.

— Бог мой, Фокс, ну и выбор! Хотя, если подумать хорошенько, это звучит чертовски заманчиво. Хлеб, сыр и пикули — это то, что нам нужно. Свежевыпеченный белый хлеб, домашний сыр, пикули и горькое пиво.

— Именно это я и говорю, мистер Аллейн. Вы, конечно, большой гурман, — сказал Фокс, который уже много лет самостоятельно изучал Францию, — и не думайте, что мне не доставляют удовольствия те обеды, которыми вы меня угощаете и в которых все продукты как-то незаметно переходят один в другой. Они доставляют мне удовольствие. Но когда вы умираете с голоду и находитесь в английской деревне, ничто не сможет сравниться с хлебом, сыром и пикулями.

В трактире им подали все эти деликатесы. Четверть часа они ели в полном молчании, затем наконец принялись обсуждать то, что узнали.

— Итак, — проговорил Аллейн.

— Что меня больше всего поражает, — сказал Фокс, вытирая носовым платком свои короткие усы, — так это малышка Вайолет. Мы знали, что она племянница этого старого джентльмена, но, видит Бог, мы не знали, что она гостила у него в то время, когда произошел этот несчастный случай, разве не так?

— Так, Братец Лис, именно так.

— Я думаю, она сама может этого не знать, — продолжал Фокс. — Я хочу сказать, мисс Вайолет Харрис может не осознавать, что леди Каррадос и есть та самая миссис О'Брайен, чьего мужа принесли после автокатастрофы в дом пастора.

— Вполне возможно. Я надеюсь, она помнит, как ездила на велосипеде отвозить письмо. Полагаю, нам придется помочь ей вспомнить это.

— Да. Мне кажется, на основании того, что мы сегодня узнали, можно считать, что это Каррадос взял письмо у малышки Вайолет. Каррадос, который сидел в машине возле больницы, в то время как бедолага, получивший это письмо из Австралии, умирал на больничной койке. А потом, когда поднялся переполох из-за пропавшего письма, что он сделал?

Аллейн знал, что это чисто риторический вопрос, и не стал отвечать.

— Он сказал вдове, — продолжал Фокс, — что навел все возможные справки, но письма нигде не оказалось.

— Да, — согласился Аллейн. — Несомненно, именно это он и сказал ей.

— Верно. А теперь, почему он это сделал? Я думаю, потому, что сэр Герберт Каррадос — так называемый моральный трус с неустойчивой психикой. То, что все эти психоаналитики называют комплексами. Как мне представляется, он не хотел признаться, что письмо у него, потому что он прочитал его. Этот малый из Австралии знал, что капитан О'Брайен женат на душевнобольной, и написал ему, чтобы сообщить, что он теперь вдовец. Если то, что говорит леди Каррадос, соответствует действительности и Каррадос давно питает к ней слабость, это письмо должно было здорово потрясти его. Предположим, что, будучи заносчивым снобом, в то же время сильно увлеченным этой женщиной, он решил, что называется, «не будить спящего пса».

— Похоронить эту историю? Да. Похоже на то. Вполне в его характере.

— Это я и имел в виду, — довольно проговорил Фокс. — Но тем не менее он все-таки не уничтожил это письмо. Или уничтожил?

— Как раз это нам и предстоит выяснить, — сказал Аллейн.

— Да, сэр, но у нас уже есть определенные подозрения на этот счет, разве не так?

— Так. Но я хочу, чтобы еще до наступления сегодняшнего вечера, Фокс, эти подозрения превратились в уверенность.