Лесков теперь деятельно занимался доработкой пневматического регулятора. Для испытаний его он пригласил Галана, но тот опять отговорился занятостью. Лесков сам уселся за стенд. Ему помогала Анюта. Испытание проходило неровно: новый дифманометр, разработанный конструкторским бюро, оказался таким же нечувствительным, как и прибор Галана, его все время приходилось переделывать. Лесков работал с увлечением, но потом начал злиться на постоянные неудачи. Несколько раз он пробовал консультироваться с Галаном по телефону и, раздосадованный, бросал трубку: Галан мямлил что-то невразумительное или давал неисполнимые советы. Лесков удивлялся его равнодушию. Но наступил день, когда в наладке обозначился перелом. Переделанный регулятор принесли из мастерской к вечеру. Анюта сама установила его на стенде и забыла о времени и ожидавшем ее муже. Лесков в этот вечер задержался в управлении и вошел в наладочную посмотреть новую модель. По взволнованному лицу Анюты он сразу сообразил, как идут дела.

— Ладно, не томите, — быстро сказал он. — Получается?

— Все в норме! — воскликнула она радостно. — Даже лучше нормы!

— Слушайте! — сказал он горячо. — Если это правда я вас тут же расцелую, а потом жалуйтесь хоть мужу, хоть прокурору!

Анюта отвернулась, ничего не ответив. У нее дрожали руки, она вдруг запуталась в электрической и трубной проводке, забыла, что куда подключено. Движения ее стали импульсивными: стрелка прыгала и металась, вместо того, чтобы плавно передвигаться:

— Дайте я сам. — Лесков нахмурился. — Вы слишком верная жена, чтобы уложить регулятор в норму.

Он прогонял раз за разом стрелку по шкале — это был настоящий прибор, не кустарное изделие, его можно было предъявить любому государственному поверителю. Лесков повернулся к Анюте. Она смотрела на него растерянными глазами. Полный восторга, он схватил ее за плечи, расцеловал в обе щеки. Она вся потянулась к нему, закрыла глаза, горячие большие губы коснулись его губ, он слышал через платье, как, стучало ее сердце. Взволнованный, как и она, он все крепче сжимал ее, все горячей целовал. Потом послышался скрип наружной двери, и они отскочили друг от друга. Анюта склонилась над стендом, длинные волосы закрыли ее лицо. В комнату вошел наладчик и равнодушно прошел в конторку.

— Очень неплохой прибор, — проговорил Лесков нарочито громким голосом. — Завтра мы его обследуем по форме. Как, по-вашему, Анюта, не пора ли по домам?

— Идемте, — прошептала Анюта, не поднимая головы.

На улице было мало прохожих, и она осмелела. Лесков вел ее под руку, она все тесней прижималась к нему. Но он уже успокоился. Он упрекал себя: «Свинья! Ты же ее не любишь, к чему эти заигрывания?» Все же кровь горячим потоком еще обегала его тело. У дома Галана он долго благодарно жал ее руку. Благодарил он ее за то, что наладка наконец удалась, но она поняла это так, как ей хотелось, и, счастливая, мигом взбежала на четвертый этаж и кинулась прямо на шею мужу, открывшему дверь.

— Доча, доча, — говорил ошеломленный Галан. — Да что случилось с тобой? Что, скажи?

Этого она как раз и не могла сказать. Но счастье кипело в ней и требовало выхода. Путаясь от нетерпения, она рассказала об удаче с прибором. Галан знал, что Анюта способна рыдать и бить посуду, если не удалась градуировка какого-нибудь сто раз ремонтированного потенциометра, и ликовать, как мальчишка, выпущенный на солнце, если дела идут хорошо. Он успокоился за нее. Зато тем больше беспокоил его дифманометр. Галан стал умело допытываться, как шла градуировка, как разбрасывались показания. Да, все правильно, прибор, кажется, у них получился.

— Ну, молодцы, молодцы! — сказал он сердечно и поцеловал жену, потом не удержался и ехидно пошутил: — Однако, знаешь, молодец против овец, а против молодца сам овца. Завтра на свежую голову посмотри внимательней, может, что обернется не так.

Только ликование, бушевавшее в Анюте, спасло Галана от возмездия за такие слова. За ужином Анюта могла говорить лишь о том, как она возилась с прибором и как все неожиданно хорошо пошло. Сын Филипп, веселый и умный мальчишка трех лет, баловень соседей (Галан был от него без ума: в прошлом, от первой жены, у него были только дочери, теперь уже взрослые девицы), сейчас крепко спал. Анюта несколько раз подбегала к сыну, тискала и целовала его и чуть не разбудила. Галан ласково оттащил ее от кроватки. А в постели она так бурно ласкала мужа, была так нежна, что он опять встревожился. Он осторожно пустился в новые расспросы. Разумеется, он уверен, что Анюта права, но для порядка нужно бы ей проделать всю серию измерений не в одиночку, а еще с кем-нибудь, скажем, с Закатовым.

— Да я не одна измеряла, — пояснила не умевшая лгать Анюта. — Я же тебе говорила, пришел Лесков, он повторил все мои определения, поэтому я и задержалась.

— Ну, это — другое дело, — успокоенно сказал Галан. — Если бы я знал, что он тебя проводит, я бы так не тревожился.

— Он проводил меня до дома, — подтвердила Анюта. — Благодарил за удачу, очень, очень…

Она не сообщала, как Лесков поблагодарил ее, но проницательный Галан понимал, что дело, возможно, не ограничилось одними любезными фразами. Он мрачно слушал болтовню Анюты. Нет, сложно, сложно… Сперва подходы Закатова нейтрализуй, теперь Лесков появился. И если говорить начистоту, то с Закатовым не так уж трудно: этот только стихи признает да нежные взгляды. Пока он расшевелится на что-нибудь серьезное, его три раза можно усадить в грязь. А Лесков — штучка, это сразу видать. У такого к женщинам свой подход, смотри, ни одного слова не повторила, как он поблагодарил… Нет, когда у человека умелый подход, бороться с ним трудно. Лучше бы, конечно, перевести Анюту из лаборатории в более спокойное место, он давно уже подумывает об этом. Да разве существуют спокойные места для неспокойных людей?

— Ты что молчишь, Александр Ипполитович? — окликнула его удивленная Анюта. — Заснул, что ли?

— Думаю, — неохотно ответил Галан. — О людях думаю. Сложная и неверная штука — человек.

И он подробно развил перед заинтересованной женой свою мысль. Вот этот Лесков. Ничего не скажешь, очень дельный и толковый инженер: и смелость, и энергия, и талант («Удивительно талантливый инженер, удивительно!» — горячо отозвалась Анюта). Между прочим, он и собой недурен, на такого парня девушки заглядываются («Все заглядываются!» — поддержала жена и от радости, что впечатления мужа так близко совпадают с ее собственными, обняла его и благодарно поцеловала). А в людях Лесков не разбирается. И не ценит людей. Молодой, а уже циник («Да как ты смеешь?» — возмутилась жена). Правда, доча, правда. Прохвоста Селикова хвалит, а хороших людей унижает. Вот, например, ты. Всей душой ему навстречу, потому что любишь дело, а он совсем по-другому это принимает. Нехорошо говорить, но раз уж пришлось к слову, так лучше всю правду выложить, чтоб от незнания ты не попала в неприятность. Третьего дня Лесков беседовал с Делопутом — они ведь друзья, — всех работников лаборатории перебрали, и вот о тебе Лесков сказал так: лаборант хороший и собой ничего, только легкомысленна: на всех заглядывается, чуть ли не каждому на шею готова броситься. Что говорить о Делопуте, он человек черствый, а и тот весь затрясся от возмущения! Ты чего, доча?