Селиков промолчал. У него были неясные подозрения. Он несколько раз перехватывал взгляд Нади, бросаемый на Лескова, но признаться, что кто-то, не стараясь особенно, добился у Нади большего успеха, он не мог.

Закатов, увлекаясь, развивал вариант за вариантом:

— Возможно, впрочем, что кокетничает. Есть такая форма завлекания — отталкивать. Безошибочное средство. Требует только терпения и крепких нервов.

Селиков отверг и этот вариант:

— Скажете тоже — кокетничанье! На кого другого, а на Надю это не похоже.

Закатов окончательно остановился на том, что виноват во всем сам Селиков.

— Неправильный у тебя подход, Сережа. Обветшалые методы: пустая болтовня ни о чем, дешевые комплименты, одни и те же прогулки под ручку. Все это, знаешь, безошибочно действовало до пара и электричества. Сейчас даже малообразованные девушки интересуются не только платьями и прическами… Не уважаешь ты ее диплома, Сережа.

Селиков обозлился.

— Что же, прикажете креститься на ее диплом?

Закатов разъяснил:

— Креститься не следует, а учитывать нужно. Умно поговори с ней, увлеки высокой мыслью — вот настоящий метод.

Селиков запомнил. Он не только запомнил, но и вспомнил. Он видел теперь собственные промахи и оплошности. Нет, он с самого начала повел себя неудачно — легкое ухаживание не выходило, нужно было прямо рубануть: «Жить без вас не могу!» А как это сделать теперь, после стольких встреч, пустого смеха и зубоскальства, легкомысленной болтовни? Ну, и проклятая эта штука, настоящая любовь, выдернуть бы ее с корнем, как больной зуб, насколько стало бы проще!

Селиков надумал откровенно объясниться с Надей. Нужно было побыть с ней часок наедине. Почему-то и этого не получалось — на фабрике не до разговоров, после работы то у Нади не было времени, то Катя, вредный человек, мешала. И встретив как-то Надю, одну в фойе фабричного клуба, Селиков от неожиданности растерялся.

Надя пришла на доклад профессора Шрамова о новых веяниях в организации производства. До начала лекции оставалось много времени. Надя присела у столика, перелистывая журналы. Селиков задержался в дверях. Надя приветливо ему улыбнулась.

— Входите, Сережа. Вы тоже на лекцию?

Он сразу бухнул:

— К вам, Надя.

Она удивилась.

— Ко мне? Мы ведь только что виделись в цеху!

Он уже обрел обычную самоуверенность.

— Виделись, да не так. Надеюсь, не будете возражать, если посижу около вас на диване? Не стесню?

Она поспешно сказала:

— Конечно, садитесь! Что вы сегодня такой церемонный — на вас вовсе не похоже!

— Ничего особенного, — возразил он. — Замучился с регуляторами, в последние дни у нас ни днем, ни ночью нет покоя…

— По-моему, у вас всегда так, беспокойная профессия, — заметила Надя. — Сейчас впрочем, дела пошли лучше, не правда ли?

Селиков, несмотря на внушения Закатова, не считал, однако, что автоматика годится для разговора с девушками. Он сказал:

— Знаете, что мне от вас надо, Надя? Хочу пригласить на завтрашнюю экскурсию.

Она с сожалением покачала головой.

— Ничего не получится, Сережа. Масса дел дома. Даже в кино никак не выберусь. — Он насупился, она ласково коснулась его руки. — Не сердитесь, честное слово, правда!

Он отозвался со вздохом:

— Что-то теперь у вас одна правда: не хочу, не могу, не сумею. Все начинается на «не». Я больше люблю правду, которая начинается с «да»: да, пойду, да, согласна, да, свободна.

Она рассмеялась:

— Ну, это неинтересно — во всем соглашаться.

— Конечно, дразнить интересней, — продолжал он с досадой. — Между прочим, раньше вы были не такая неприкасаемая — тоже словечко на «не». И гуляли мы с вами, и в кино ходили, и болтали.

— Раньше и вы были другой. Ну… не такой настойчивый, что ли. Сейчас я вас побаиваюсь, правда.

Он презрительно покривился:

— Бросьте, Надя. Я не такой дурак, чтобы поверить. С вами не то, что я, тигр превратится в теленка — умеете ставить людей на место. Просто вас не устраивает, что я вам неровня.

Надя удивилась:

— Как это — неровня? Я не понимаю вас, Сережа.

Он сказал сердито:

— А так. Обыкновенное неравенство: вы инженер, я техник.

Она возмутилась:

— Ну, что вы, Сережа! Какое это имеет значение в наше время? Странно вы понимаете равноправие людей.