— Чем?! — рычит змей. — Да он был мне друг и сотрапезник, а потом забыл, стало быть, своего сотоварища, обабился, сучок фанерный, дружбу мужскую под откос пустил! Предал он меня, а предательство — самый тяжкий грех!

— Да нет же, государь, — оправдывается Иван, — он всегда тебя помнил, всегда в пример приводил!

— Не ври, хлопец! — рычит змей. — Батька твой — свинтус порядочный, сущность у него неблагодарная. Он же, пестик дизельный, меня на свадьбу свою не пригласил! Представляешь ли? Всех пригласил, а меня — самого своего закадычного дружка — профутболил об штангу! Не забуду никогда ему такой обиды!

Взвыл Тигран Горыныч от негодования, аж огнём в сторону леса шугнул — ветки верхние опалил. Потом вдруг улыбнулся Ивану и спрашивает ласково:

— Ты, Иван Кощеич, чего больше любишь — грибки солёные или горький хрен?

Ваню такой вопрос обнадёжил, силу ему придал. Он и отвечает:

— Вообще-то грибы я больше люблю. Особенно рыжики. Но и к хрену тоже уважение питаю, если, конечно, он ядрёный и правильно приготовленный.

— Хорошо, — кивает на то Тигран Горыныч и удовлетворённо чавкает. — Вот и договорились насчёт завтрашнего меню.

Привстал змей на задние лапищи, голову к лесному своему народу направил и объявляет громогласно, чтобы до каждой мухи его царственное слово дошло:

— Повелеваю царской милостью. Завтра утром мы, Тигран Горынович Первый-Единственный, соизволим устроить торжественный завтрак. На повестке дня следующее блюдо: два человека разбойничьего происхождения с солёными рыжиками и с хреном. Есть буду лично. Царь всех зверей, и приятного аппетита!

— Со мною как будто уже было такое, — замечает Горшеня.

Иван обратно к нему отшагнул.

— Чего делать будем? — спрашивает тихохонько.

— Ты уж, чего мог, сделал, — говорит Горшеня. — Теперь моя очередь мосты наводить.

— Какие мосты! — шепотком возмущается Иван. — Его надо силой брать, последнюю голову рубить — и в дамки!

— Во-первых, ты с ним не справишься. А во-вторых, это ж действительно редкий экземпляр, возможно, последний из своего вида, могикант! Природу, Ваня, беречь надо. Попробуем с ним договориться.

Змей услышал, что Иван с мужиком шепчется, перевёл взгляд на Горшеню.

— А это что за загвоздок? — спрашивает.

— Я не загвоздок, — радостно отвечает Горшеня. И вид у него такой, будто он очень доволен, что государь лесной на него наконец-то своё внимание обратил. — Я Горшеня, мужик.

— И чего же ты, мужик, лыбишься? — спрашивает змей.

— От радости, — отвечает Горшеня.

— Чему ж ты рад? — не понимает Тигран Горыныч.

— А я судьбе своей рад, твоё лесничество. Вчера ещё кто я был? Неизвестно чей обед. А сегодня я кто есть? Царский завтрак! Эвон как меня фортуна лизнула!

Иван на Горшеню смотрит удивлённо. Не может понять, юродствует он или искренне такую чушь несёт. Может, тоже лишнего нюхнул? А Горшеня на Ивана не глядит, а продолжает бодрым голосом со змеем разговаривать.

— И тебе я, твоё лесничество, сильно за такое повышение благодарен, даже и мечтать о подобном не смел. С превеликим, как говорится, удовольствием к тебе в глотку завтра залезу, и товарища своего захвачу — ты на этот счёт не волнуйся, считай, что мы уже у тебя в желудке варимся. Как говорится, от стола стола не ищут! А ещё говорят: еда едока видит издалека, а едок еду чует и за версту.

— Такие слова мне по нраву, — говорит Тигран Горыныч, и пасть его в жабью улыбку кренится. — Ну говори ещё, перебивать не буду. Хороший мужик — правильная еда.

— Говорю ещё, — соглашается Горшеня. — Ещё хочу тебе, твоё лесное величество, высказать свою обеспокоенность. Дело в том, что у меня правая нога не шибко вкусная, некачественная, с брачком, право слово. Начинка в ней имеется свинцового характеру. Боюсь, как бы ты, родимый, зубов не повредил.

— Это ты не бойся, — отвечает змей. — Свинец — металл мягкий, легкопереваримый; и не такое едали, бывало, и ордена попадали, и памятные медали. А то и запасные детали! И ничего, как видишь.

— Ну слава тебе, Господи! — радуется Горшеня. — Раз так, тогда я за тебя, твоё лесничество, спокоен. Как говорится, еда за едока ответственности не несёт.

Сказал — и вроде как назад отступил, вроде как речь свою закончил. А Тиграну Горынычу почему-то с Горшеней очень даже понравилось разговор вести, это тебе не то что с Иваном, вражьим отпрыском! Царь мужика когтём подзывает, просит ещё что-нибудь обсказать.

— Продолжай, — говорит, — мужик. До завтрака ещё времени много, целый вечерок и полная ночка.