Шрифт:
– Веселиться!
– невесело ухмыльнулся я.
– Буду выбивать клин клином!
– Это тема!
– согласился друг.
– Я бы свой клин тоже куда-нибудь вбил, даже знаю, в кого.
– Сколько время сейчас?
– спросил я у него.
– Девять!
– Давай так! Я иду мыться, приведу себя в порядок, ты тоже, переоденься и глаз "тональником" замажь. Пошли своего малого, пусть всю братву объедет на велике, кто в город собирается, узнает. Пусть тогда нас подождут у конторы.
Малой - это брат Сани, Алёшка, ему лет десять, очень вёрткий пацан, непоседа, у нас вечно он за посыльного, согласился на эту "должность", уважает значит.
– Хорошо!
– ответил Санька, и мы разошлись с ним на перекрёстке, тот жил на соседней улице, с родителями в большом кирпичном доме с новой шиферной крышей.
Сам же я жил с "предками" в похожем на Сашки доме, рядом отец пристроил гараж для нашего оранжевого "Москвича 2140", в огороде банька, труба дымится еле-еле, значит натоплена.
Отец мой, Мартынов Георгий Владимирович, работал в нашем колхозе на самосвале, мать, Людмила Семёновна, трудилась заведующей в местном детском садике, сестёр и братьев у меня не было, но родители меня не баловали, с самого детства вкалывал в сараях и огородах, чуть ли не наравне со всеми. Дом наш аккуратный, отец мой страшный педант, содержал его в полной исправности, я же такой чертой характера похвастаться не мог, часто не хватало терпения на что-либо, но дела до конца доводил всегда.
У меня своя комната, с видом на улицу, кровать, школьный стол, шкаф для вещей и пара стульев. Особая гордость - двухкассетный "Шарп", со светомузыкой, купил у одного залётного моряка недорого, орёт будьте здрасти, соседи в шоке. Один раз на разборки приходил участковый, чуть не отобрал магнитофон, так что я сейчас не лютую, на всю громкость не ставлю.
На стенах плакаты музыкальных и кинозвёзд, самый мой любимый - Шварц со второго "терминатора", сидит на мотоцикле с ружьём в руке. Эх, мне бы такой "Харлей", Викуля б сразу ко мне прибежала, а я бы на неё и не взглянул бы даже... Ну а ружьё у меня уже было - немецкий маузеровский карабин в идеальном состоянии, патронов к нему с ведро, хранил всё это богатство в погребе для солений за гаражом, даже отец не знал ничего. Только Санька был в курсе, но он не из болтливых, как-никак лучший друг. Пару раз выезжали с ним на "запорожце" его отца подальше в лес и стреляли по самодельным мишеням.Бахало хорошо, патрон мощный, и отдача чувствовалась. "Маузер" подарил покойный дед, мамкин отец, перед смертью.
– У каждого мужчины должно быть оружие!
– поучал тот, показывая, как правильно разбирать оружие.
– Иначе он не мужчина, а полный ноль.
От деда мне достались ярко-зелёные глаза, ни у кого таких больше я не видел, деревенским девчатам цвет очей нравился, нравился и Викуле, при мысли о ней я с досадой сплюнул, прибежит же потом, как пить дать, да вот поезд ушёл... Так же в дедовом сундучке лежала большая цветная фотография, где молодой Семён Трофимович стоял рядом с каким-то жутко важным мужиком в странном, генеральского вида мундире. Дед в камуфляжной форме, с длинным автоматом на плече, а за ними горы, и величественного вида замок, совсем как из приключенческих фильмов. Но самым странным на этой фотке являлось то, что небо почему-то было нежно зелёного цвета. Спросил у отца, но тот ответил, что это прихоть фотографа, специально так сделал, мол, профессиональная отметина, типа росписи. Дед к тому времени помер, и у него спросить я не успел.
Много раз рассматривал эту фотку, для меня она была воплощением некой тайны, казалось, что небо и впрямь у них там зелёное, и фотограф не причём. В сундучке так же лежала какая-то небольшая пластмассовая карточка, решил было что это зеркало, но вот как-то тускло оно отражало, поэтому отбросил это предположение. Этот предмет также был загадкой для меня, родители ничего внятного не отвечали, но я готов был поклясться, что как-то, будучи ещё в начальных классах, видел, что эта штуковина светилась в дедовских руках, и при моём появлении погасла через мгновение. Словом, дед был для меня весьма загадочной фигурой, и о его прошлом я толком ничего не знал.
Вошёл в прихожую, и взглянул на себя в зеркало - вылитый негр. Работа на комбайне накладывала на лицо отпечаток, причём во всю морду, уже к обеду мог сойти за своего где-нибудь в Гарлеме. Плюс бейсболка с разрубленным пополам козырьком - привет от ножей измельчителей соломы, расположенных в самой жопе нашего стального дракона. Полез выдернуть застрявшую солому и получил по кепке, ещё немного бы и "наглушняк", повезло тогда. Зато схлопотал "леща" от агронома, солидную оплеуху заработал.
Быстренько разделся, столкнулся с матерью в коридоре.
– Уже приехали? Бегом в баню, самый жар сейчас, отец для тебя натопил специально. Бельё я уже отнесла.
– Отлично!
– баню я любил, попариться никогда не отказывался, а в последнее время ходили с Викулей, хлестал её веничком по розовой попке. Тьфу ты! Всё о ней мысли в башку лезут!
– Что случилось?
– тут же спросила мама, ничего не скрыть от неё.
– С Викой расстались, ерунда!
– ответил я, заметив, что у той вроде как вырвался вздох облегчения. Не особо мать жаловала мою бывшую подружку, видать и вправду, чуют бабы друг друга, как кошки...
– Дело молодое!
– ответила мама, и пошла на кухню.
– Как раз помоешься, а я тебе картошки с салом нажарю!
– Ага!
– кивнул я.
– А где отец?
– Поел, и уехал к Михеичу, карбюратор делать.
Взял с собой ковшик кваса, и направился в баню. А банька у нас хороша, жар от неё адский просто, раз с корешами парились, понтанулся я, наподдавался от души, еле успел в предбанник выскочить. А корешки на пол вообще легли, даже голову поднять не могут, орут только матом на меня. Вот и сейчас, развёл квас с водой и плеснул на раскалённые камни. Эх, духан просто фантастический, лучше даже, чем от пива, мать квас отличный делала.